Приводя дела в порядок - [39]

– Мон-пансь-е, – покладисто повторил Кторов, выплюнув прилипшую к зубам леску. – Самое настоящее, французы привозили вместе с премией и почетным знаком, – а моей не понравилось. – Подумал и, усмехнувшись, добавил: – То есть конфеты не понравились, конечно, а не премия.

Спохватившись, провернул присохшую крышку. Под крышкой оказался запекшийся радужный комок из леденцов. Девочка хихикнула, а Кторов вспомнил, что у него и чая-то нет.

Буркнув, снова с «занятым» ртом: «Сейчас!» – сделал несколько быстрых стежков, затянул последнюю петельку, прижег спичкой кончик лески и поставил сандалик на стол:

– Держи!

Спохватился, шлепнул обувку на пол, девочка сунула ножку внутрь, притопнула, застегнула ремешок, улыбнулась:

– Лучше нового, спасибо! – так и запрыгнув в одной сандалете назад в кресло. Поболтала ногами и стала считать, тыкая поочередно пальчиком в себя и в Кторова, начав с него: – На-златом-крыльце-сидели-царь-царевич-король-королевич-сапожник-портной. Кто-ты-будешь-такой-говори-поскорей-не-задерживай-добрых-и-честных-людей! – Наконец уперлась пальцем в Кторова и спросила: – Ты – сапожник?..

– Не-е, – замотал головой Кторов. – Я – астроном… Ну и физик немножко.

– А шить где научился? – удивилась девочка.

Кторов неопределенно пожал плечами и вздохнул:

– Научили…

– А на кого тебя дольше учили – на астронома или на сапожника?

Кторов задумался, сдвинул брови, будто сам себе удивился, – и протянул:

– Ну-у, пожалуй, на сапожника и портного – подольше.

– А зато в астрономии интереснее, правда? И открыть чего-то можно, и вообще – тайны… – мечтательно протянула девочка. – В астрономии есть тайны или уже все изучили? – спохватилась она.

– Полно, – кивнул Кторов. – Реликтовое излучение, например…

– Это какое – которое мамонтовое?

– Ну-у, почти, древнее, в общем, которое образовалось, когда Вселенная возникла. Вот с ним до сих пор выясняют – оно неправильно распределяется, хотя должно одинаково во все стороны… – Кторов спохватился: – Ой, тебе ж, наверное, неинтересно, чего я тут горожу, у меня же напиток есть!

– «Колокольчик»! – захлопала в ладоши девочка. – А мне его не разрешают пить, говорят, что газированные напитки вредны для детей. А тебе тоже нравится «Колокольчик», да? А про Вселенную и мамонтовое излучение мне интересно, рассказывай, – уселась она поудобнее и взяла в обе руки большую кружку с напитком.

– Да я больше к чаю привык, крепкому, очень крепкому, приучили, так уж получилось, – но сладкое люблю, даже в кефир сахар насыпаю, – виновато признался Кторов.

– Ой, а я тоже в кефир сахар насыпала один раз; папа потом так разозлился – зачем, говорит, испортила напиток – и нашлепал меня, а детей бить нельзя! Ты же не бьешь детей? – уже знакомым строгим взглядом посмотрела девочка на Кторова.

Кторов что-то хотел сказать, побледнел, закашлялся, долго пил свою долю напитка, виновато прикрыл нос – в него шибануло газом, – потом, наконец, успокоился и протянул:

– Да жизнь, знаешь, она такая… Всякое бывало.

– Ты бил детей? – Девочка даже спрыгнула с кресла. – Ты что, как тебе не стыдно?!.

Кторов потер и без того красное лицо, вздохнул и зачем-то признался:

– Я не своих, у меня и не было никого, я… других.

– Но тебе теперь-то хотя бы стыдно? – чуть подавшись вперед, спросила девочка.

Кторов подумал и честно ответил:

– Нет. – Только сейчас заметив, что девочка плачет, и, растерявшись от этих беззвучных слез, забормотал что-то оправдательное, повторяя: – Ну так получилось, разве ж я знал, что так получится, он же сам – как не человек, а она ж совсем девочка, а он…

Девочка наконец кивнула, вытерла щеки, подошла к раковине, протянула ладошки и обернулась. Кторов, догадавшись, вскочил, включил воду, дал сбежать горячей, подставил девочке табуретку, чтобы было удобнее умываться.

Через минуту они уже снова сидели за столом, и Кторов рассказывал о гравитационной пространственной аномалии:

– Понимаешь, там нет ничего, насколько нам известно, а ведь притягиваются галактики, летят в ту сторону с огромной скоростью! Говорят даже, что это вход в другое измерение, другой мир – полностью идентичный нашему, только с некоторыми другими постоянными и еще какими-то сдвигами в основополагающих законах.

– И там тоже есть сапожники и портные! – обрадовалась девочка.

– И цари с царевичами, куда ж без них, – кивнул Кторов – давно у него не было столь понимающей аудитории. – Погоди, ты еще не видела модель Солнечной системы, там тоже не так все просто!

Откуда-то из-за шкафа была извлечена сложная конструкция, к которой Кторов стал торопливо прикручивать шарики разного размера и плоские диски. Последний шарик искали вместе долго, наконец нашли завернутым во фланель и положенным в запылившуюся вазу в верхнем шкафу. Когда Кторов снял фланель, девочка ахнула – шарик оказался самодельным глобусом, с бисеринками-городами, с голубой эмалью океанов и хрусталем Северного и Южного полюсов. Кое-где бисеринки осыпались, да и эмаль поцарапалась в районе Галапагосских островов, но шарик все равно был прекрасен.

– Это ты сам? – удивилась девочка.

– Сам, – скромно потупился Кторов. – Еще до того, – зачем-то добавил он, но девочка не переспрашивала, она разглядывала моря и океаны, находила что-то знакомое и сообщала, что вот тут она была, папа с мамой ее туда возили, папа тогда очень разозлился, когда она взяла напиток в маленьком холодильнике в гостинице.