Приводя дела в порядок - [20]

А у нас снасть – трехколенки бамбуковые на медных стыках. На каждой по два крючка. Поплавки – перо. Черви – сам бы ел. А Бздюха быстрее нас троих ловит…

Я у него наживки попросил. Глубину посмотрел – такую же сделал. Он тягает – мы стоим…

Потом у него крючок оборвался, я ему запасной дал – как у себя. Он ловит – мы стоим…

Потом у него хлеб кончился, мы ему червей отсыпали. Он на наших червей окуньков таскает, а у нас – хоть бы клюнуло…

Он посцять отошел, я на его место поплавок забросил. Ни поклевки. Он вернулся – стал удить там, где я был. И опять – одну за одной. Наловил на свою акациевину столько же, сколько мы втроем. И уехал на час раньше. Вот как так получается?

– Не плачь, папенька, – подходит развесившая стирку сестра, – зато ты брэшэшь лучше.

– Лю-юся! Вона мэни забижае!

– Она любя!

– А-а, ну если любя… Да-а – я брэшу складно!.. Да, доня моя?..

…На керогазе перед крыльцом шкворчит сковорода. Сестрица Аленушка, уже переросшая бабушку, заняла ее место. Бабушка далеко не уходит. Присматривает. Наверное, переживает, чтобы внучка не обожглась. Но внучка пошла в мать, в бабушку. У нее и руки на месте, и характер такой, что не забалуешь. Сказала, «сама пожарю», – значит, с советами лезть нечего. Отличница и активистка.

На желтом эмалированном блюде уже целая пирамида из золотистых рыбешек. За ними пристально наблюдают бабушкина кошка, два соседских кота и мы с братом. По карасику сестра нам выдала и велела больше не клянчить. Мы и не клянчим. Ленка – не бабушка. Может лопаткой по рукам дать. Может и по лбу.

Из кухни выходит дядь Слава. Сразу устраивает бузу, толкая под локоть дочку:

– О! Ты чи вже хозяйка? – и, смеясь, ловко уворачивается от стальной лопатки в тяжелой Ленкиной руке.

Усаживаясь на лавочку рядом с бабушкой, закуривает «Космос» и рассказывает нам, что в станице, вообще-то, тощую летнюю рыбу жарить не любили. Потому что «вона богато масла жрэ». Мы не понимаем – при чем тут масло? Его ж – вон сколько. Пять десятилитровиков в летней кухне… «То сейчас… – поддерживает зятя бабушка, – то сейчас…»

– Саламур! – Тетя Люся царственно выносит из кухни исходящую паром кастрюлю.

В ней – в соленой-пресоленой воде и с целым веником укропных бодылок – отварены окуньки из нашего улова. Чистить окуней – занятие противное. Особенно когда они небольшие. Потому их варят в рассоле целиком, не чистя и даже не потроша. И уже в тарелке с отваренных снимают чешую вместе со шкурой. И добираются до сладко-соленого плотного белого мяса, чем-то напоминающего раков.

Саламур у нас любят все. Кроме меня, кривящегося от клейкого ощущения вареной рыбы на пальцах. Пройдет лет двадцать, когда я вдруг захочу саламура так, что хоть вой. И кинусь искать окуней. А пока я оттанцовываю от стола, надеясь под шумок стянуть у сестры пару жареных рыбок.

Тут стукает калитка. Во двор влетает мой четырехлетний братик Илюшенька. За ним – наши мама и папа. Все кидаются целоваться. Большой Прытыка ухитряется шуметь наравне с малым Илюшенькой. Весь этот гвалт перекрывает лай цепного Тюбика, требующего от прибывших своей доли поцелуев.

Семья в сборе.

Дед

Начало восьмидесятых. Поздняя осень. Моросящий дождь.

222, 223, 224…

Я считал столбы.

Сидел на заднем сиденье отцовской «копейки» – моей ровесницы – и считал проплывающие мимо электроопоры. Не то чтобы мне было нечего делать (хотя и это тоже), просто хотелось понять – сколько же опор нужно, чтобы протянуть провода от Краснодара до Бриньковской? Это же целых сто шестьдесят километров!

Мысль, что электроэнергия может подаваться в станицу не только из краевого центра, мне – десятилетнему – в голову как-то не приходила. Если Краснодар – центр… Если автобусы в станицу идут из Краснодара… Если дефицит – сливочное масло для бабушки – мы везем из Краснодара, покупая его всей семьей по четыреста граммов в руки… Ну, значит, и ток должен подаваться отсюда же. Как иначе?

566, 567, 568…

«Жигуленок» бежал бойко. Дед, сидевший рядом с отцом (на переднем, куда меня в силу малолетства еще не пускали), заинтересованно обсуждал расход топлива. Отец полгода назад растачивал двигатель и заодно поставил дополнительную прокладку под головку блока (это словосочетание для меня до сих пор звучит музыкой), которая позволила вместо дорогого девяносто второго бензина заливать экономичный семьдесят шестой. По расчетам деда именно на этом рейсе затраты на расточку должны были полностью окупиться.

– Ну да… Пожалуй, уже окупилось, – соглашался отец.

– А главное, семьдесят шестой почти на каждой заправке есть, а девяносто второй еще поищи…

Как раз в этот момент мы ехали мимо АЗС, на всех трех бензиновых колонках (семьдесят второй, семьдесят шестой и девяносто второй) которой шланги были замотаны «восьмерками».

– «Восемьдесят восьмой» продают, – язвил отец.

Дед задумчиво кивал.

976, 977, 978…

Я сбился сразу после тысячи. Просто под Тимашами опоры торчали неправильно. Там сходились обычная линия, высоковольтная и отводок куда-то на ферму. Попытавшись учесть все, я запутался и попросил у деда ручку – она всегда торчала у него из нагрудного кармана.

Тяжелое подарочное стило в стальном корпусе дед протянул вместе с записнушкой: