Привет с того света - [27]

Как, почти, всякий умный человек, Ирод был циником. Напрасно его враги сочиняли небылицы о звериных инстинктах, о чрезмерном нездоровом возбуждении при виде крови и, чуть ли, не приписывая ему, склонности к вампиризму.

Совершающееся на глазах убийство, он воспринимал точно, так же, как любой простой смертный: содрогаясь от ужаса и испытывая восторг одновременно! Но ужас - более сильное человеческое свойство, и потому, может показаться, что оно одно и овладевает человеком в страшное мгновенье. Восторг - это швы на ткани, из которой пошит ужас. Восторг оттого, что чья-то, а не моя голова, слетает в эту секунду...

Ирод отдавал жестокие приказы, после которых тысячи несчастных подвергались изощренным пыткам. Их вешали, рубили, распинали на кресте. Но все это происходило за пределами дворца. Власть должна наводить на людей трепет! Или они, люди, сами расправятся с властью!

Во имя этого, Ирод не щадил никого и, даже, поощрял слухи о своей кровожадности.

Теперь, когда речь шла о собственной судьбе, в его голове вызревал зловещий план, должный поразить своей чудовищностью высокомерных римлян, презирающих смерть.

Спустя полгода Агриппа прислал второе письмо, в котором заверял иудейского царя в полном восстановлении доверия со стороны Октавиана и сообщал о снятии требования о немедленном прибытии в Рим. Кроме того, в письме говорилось, что император очень доволен новым посланником Ирода Николаем. "Этот вертлявый человек, с подвижным, как у обезьяны, лицом, а потому постоянно меняющем выражение, сумел в несколько месяцев настолько расположить к себе Октавиана, что тот, потеряв его из виду на короткое время, тут же начинает озираться, проявляет нетерпение и посылает разыскивать его. Даже, блистательный Гораций и изящный Меценат отошли в тень, не умея восполнить отсутствие невзрачного иудея и, кажется, начинают ревновать".

Агриппа, почти, не упоминал о том впечатлении, какое произвели на Рим казни "заговорщиков" и их "сообщников", залившие кровью каменистую почву Иудеи, долины Галилеи и бесплодные самарийские земли. "Твоя решительность в борьбе с врагами Рима оценена Октавианом". Агриппа ограничился только этой одной фразой, но и ее было достаточно, чтоб понять - угроза миновала!

Семнадцатый год Николай жил в Риме. И все эти годы, только, две вещи занимали его по настоящему: наука и... император! Науку он любил, императора - обожал!

Семнадцать лет тому назад, после сражения при Акции, когда исход войны ни у кого уже не вызывал сомнений, он вышел из дворца, купил на окраине Александрии коня и навсегда покинул Египет. Он знал, что Иудейский царь недоволен им, но, тем не менее, прямиком, отправился в Иерусалим.

Ирод встретил его настороженно и молча принял объяснения. В душе он уже не таил злобы и был хорошо осведомлен о его болезни, послужившей причиной бездействия. Но, именно, сейчас он приводил в исполнение свой план "раскрытия заговора" и кровь, уже, вовсю била фонтаном. Ирод был возбужден и, как никогда, мнителен. Придуманный им самим "заговор", временами, казалось, существует действительно. Любопытный и внимательный Николай, оказался, очень не кстати, во дворце.

Первое, что пришло в голову Ирода, было - отправить Николая, немедленно, в Дамаск. Но следующая мысль заставила его промолчать и не спешить с решением. "А что, если его направить в Рим?" - подумал он, - "Он подтвердит, что я посещал Александрию с единственной целью - собрать достоверные сведения о военной силе Клеопатры; он расскажет о том, как царица пыталась склонить меня к измене, но я не поддался на уговоры и не выполнил ничего из того, о чем она просила. Наконец, он подтвердит и будет в этом сам заинтересован, что ни один корабль, сошедший с верфи в Дамаске не оказался среди кораблей Антония и Клеопатры".

Ирод взглянул на тщедушную фигуру Николая, потом перевел взгляд на его, морщинистое не по годам, лицо. Глаза Николая блестели. "Да, он сумеет рассказать все, именно, так, как это сделал бы я сам. Он - сумеет!"

Вечером, продолжая обдумывать судьбу Николая, Ирод пришел к выводу, что того выгодно, вообще, оставить в Риме на какое-то время. "Кто лучше, из тысячи незаметных подробностей, сможет составить цельную картину римской политики и проникнуть из видимого в невидимое?"

Семнадцать лет тому назад Николай прибыл в Рим, то ли, в роли дипломата, то ли, в роли - тайного агента Ирода. Он не испытывал враждебности к римлянам, которая была присуще его соплеменникам, многие из которых презирали латынь. Вникая в философские труды греков, анализируя ход истории, религиозные различия, он сделал для себя ряд открытий, которые бы потрясли царя Иудеи, лишили бы его родительского благословления и обрекли на участь изгоя.

Николай все более и более утверждался в мысли, что Бога - нет! Одного этого было достаточно, чтоб превратиться в глазах Ирода и собственного отца в заклятого врага иудейского народа! Кроме того, он приходил к выводу, что сильный Рим выгоден всем государствам средиземноморья. Империя - как щит против врагов с Востока и Севера. Он не пугался своих "преступных" мыслей и с удовольствием обсудил бы их с единомышленниками. Но где их взять, единомышленников? Людей, способных свободно перешагивать через догмы?