Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно - [3]

Знаю от Миши, что когда ему, тридцатилетнему, сразу после приезда в 1991 году его шестидесятилетний профессор Чикагского университета сказал:

– Называй меня «Боб», – Миша долго не мог себя преодолеть.

Потом привыкаешь, что так тебя называют и уборщицы, и двадцатилетние лаборанты, так называют за глаза, так обращаются рабочие в гараже – нет вариантов.

Если еще иметь ввиду, что в английском нет разницы между «ты» и «вы», то и любой малыш зовет меня на ты и просто Нина.

Иногда ДБ (наш начальник отдела, который приучил вех называть его инициалами) обращается ко мне как бы официально:

– Доброе утро, профессор, – и я чувствую себя шутливо возвращаемой в свою тарелку.

Нарочито учтиво «профессор» называет меня при встречах и профессор Питтсбургского университета Тони ДеАрдо, который помнит меня еще по приездам из Москвы, но мы оба понимаем, что это из другой оперы и выглядит как подарки цветов вне праздников.

Иначе, как «Нина», представляться уже и в голову не приходит.

Постепенно понимаешь, что и в этом есть важный элемент равенства. Если ты обращаешься к начальнику не иначе как Дик или Билл, то можно его уважать или не уважать, но тут нет места какому-то ни было пиетету, или того паче – раболепию.

И говорят, как пишут

Люди моего поколения помнят российско-американские телемосты, которые в конце 80-х вели Владимир Познер и Фил Донахью: впечатляющие импровизированные дискуссии представителей СССР и США в больших аудиториях. Не сомневаюсь, что тщательный отбор участников этих аудиторий производился с обеих сторон, но лично меня убивало косноязычие наших выступавших, бесконечные «вот», «ну», «ммм». «эээ», меканье, эканье, особенно досадное на фоне красноречивых и гладко говорящих американцев,

Частичное объяснение уменья гладко говорить американцев я увидела лично уже во время первого визита в США. В 1992 году мы с Юрой приехали в Бостон навещать Анечку. Она позвала посмотреть ее школу.

Похвасталась своей публикацией в школьном журнале. Что-то вроде тетрадки большого формата, размноженной на ксероксе (1992 год!). Мы прочли и были тронуты до слез неформальным рассказом о незаметном с виду однокласснике, играющем на фортепиано. Кончался этот небольшой рассказ весьма эмоционально: «Ребята, пройдут годы, и мы с гордостью будем говорить: А ведь мы учились с этим парнем в одной школе!»

Там были и другие написанные в свободном стиле заметки, но на нас этот журнал произвел особое впечатление, потому что Анюша училась в этой школе всего год, в специальном классе для учеников, для которых английский не родной (второй) язык. Так и называются эти классы «English-second language», в которых в течение одного-двух лет учатся дети, приехавшие из Мексики, России, Китая.

Аня позвала нас в класс, мы попросили у учительницы разрешения побывать на уроке. Тогда еще бабушки и дедушка, приехавшие в гости из России, были внове.

Мы обратили внимание на небрежность детей к верхней одежде: поскольку на уроки по разным предметам надо переходить в разные помещения, ученики тащили куртки с собой, бросали их тут же у входа на пол (общей раздевалки, по-видимому, не было). В большинстве школ существуют индивидуальные шкафчики, но тяжеленные рюкзаки с учебниками бедные дети все равно тащат из класса в класс.

Это был как раз урок английского. Учительница запустила им фильм про историю иммиграции. Там были и комментарии диктора и просто картины очередей на Статен Айлэнд, где происходили регистрация и медицинский осмотр въезжающих (в то военное и послевоенное время – преимущественно морским транспортом).

После окончания картины учительница стала задавать вопросы, общие и конкретные:

– О чем картина, которую вы сейчас смотрели?

– Почему люди разных стран стремились приехать в США?

– Почему США принимали и принимают людей из разных стран?

– Каковы требования к приезжающим?

К нашему удивлению, ребята, иногда запинаясь в английском, произносили длинные идеологически выдержанные речи.

Мы часто слышим критику несбалансированной школьной программы американского образования: В высшей (с 8-го по 11-й класс) математика – все годы, от алгебры до тригонометрии и высшей математики, английский – все годы, физкультура – каждый день, но всего один год на химию, один на физику, один на биологию. В 11-м классе ученик выбирает предметы в соответствии с будущими планами. Можно брать «продвинутые» предметы, отметки по которым зачитываются в колледже (университете), освобождая от слушания соответствующих предметов. Не могу судить: нет полной информации, школьное обучение внуков проходило без нашего участия. Но в чем я твердо убеждена на своем разнообразном опыте – это в том, что, возможно, американские дети и оканчивают школу без знания орфографии или, как некоторые утверждают, и арифметики, но чему их действительно учат – это говорить.

На уроках английского языка их учат пересказывать, писать сочинения и даже сочинять стихи в заданном стиле.

Формируется это умение говорить не только на «разговорных» предметах, но и в результате многолетней практики сдавать все контрольные, тесты, экзамены в письменном виде, часто в виде эссе на заданную тему.