Привет, Апрель! - [43]

— Я так и знала, по стихам видно, что автору далеко за тридцать, а понимания жизни нет, — вставила Апраксия.

Аня решила заглянуть на страницы этих двух жутких людей. У Карлсона в друзьях было 17 человек, вялые посты про политику, под которыми не было ни лайков, ни комментов.

У Апраксии друзей было около двухсот, выкладывала она мудрые мысли великих людей, комменты никто не писал, но по три-четыре лайка под каждым постом присутствовало. И ни у Карлсона, ни у Апраксии о поэзии ни слова. Что же эти ценители стихов прицепились к ней именно в поэтической группе?

А в это время между Карлсоном и Апрексией в комментах завязалась переписка:

— Вы заметили, что этой возрастной дамочке сказать больше нечего? Замолчала! — обращалась Апраксия к Карлсону.

— Наверное, рыдать побежала или новый бред сочиняет, — блестнул юмором Карлсон.

Аня заглянула в другие знакомые ей поэтические группы и обнаружила там в комментариях те же лица. Апраксия и Карлсон высказывались везде, и их комменты разнообразием не отличались. И вместо того, чтобы написать этой парочке нечто язвительное, Ане вдруг стало жалко этих неприкаянных, явно немолодых и одиноких людей. Понятно, что не от хорошей жизни они в группах злобятся, а поэтические выбрали, наверное, потому, что в них публика интеллигентная. В какой-нибудь группе юмора их бы быстро матом обложили.

Аня перестала обращать на комментарии внимание и они сошли на нет. Апраксия и Карлсон заскучали.

А Аня подумала, что зря они время тратят, созвонились бы лучше, в кино или в кафе сходили. Глядишь и создалась бы новая ячейка общества.

Мы с нею встретились случайно Наталия Варская

Мы с нею встретились случайно:

Один я в баре виски пил,

И девушку толкнул нечаянно,

И на неё бокал пролил.

Затем, неловко извинившись,

Я предложил пройти за стол.

Пусть был изрядно я напившись,

Но всё равно мужик-орёл.

Встречались мы еженедельно

И бар нам стал как дом родной.

Решили — хватит жить раздельно,

И я привёл её домой.

Прошло три месяца и что же?

Она сказала: «Хватит пить!

С тобой, нетрезвым, невозможно

По взрослому поговорить!»

Я разве трезвым притворялся?!

Всегда был пьяным в основном,

И в трезвой жизни я не клялся,

Когда привёл её в свой дом.

Что за нелепые программы?!

Откуда в ней такая спесь?!

Не хочет, значит, эта дама

Меня принять таким, как есть.

Такой вот я, обыкновенный.

Обыкновенно виски пью,

Но не дождусь уже, наверно,

Я слов: «Как я тебя люблю!»

Братья по духу Наталия Варская

Павел Афанасьевич, чиновник на пенсии, жил в своём особняке со взрослой дочерью и мечтал удачно выдать её замуж.

И не потому, что был он беден. За время своей службы чиновник заработал столько, что многим и не снилось. Но бедного жениха Павел Афанасьевич не принял бы ни за что. Собственно поэтому дочь Софья в свои 37 лет замуж так и не вышла. Женихов вокруг неё крутилось много, да все зарились на богатое приданое,

а Павел Афанасьевич видел всех насквозь.

Софье нравились военные, но не больших чинов. Большие-то чины были слишком взрослые и девушка говорила о них: — Геморрои-любовники и побитые молью женихи. Тягу дочери к военым Павел Афанасьевич объяснял её патриотизмом, но разрешения на брак не давал, а ослушаться Софья не смела, так как отец мог лишить её наследства. Тем более, что вдовец-чиновник был резв не по годам и вполне мог жениться на какой-нибудь молодухе, да всё ей отписать. Павел Афанасьевич любил застолья, гостей и всегда, выпив, рассказывал о своём монашеском поведении, а сам с прислугой Лизой заигрывал.

Софья постоянно сидела на сайтах знакомств и высматривала там женихов.

Отец и сам для дочери женихов подыскивал. Вот, например, сын его друга, чем не жених? Дело было почти слажено, но Софья познакомилась в интернете с каким-то прощелыгой, влюбилась и дала отставку протеже отца.

И вот однажды сидел Павел Афанасьевич в гостинной на диване и вдруг увидел в кресле напротив представительного мужчину.

— Как вы тут оказались?! — воскликнул Павел Афанасьевич.

— Затрудняюсь ответить. Разрешите представиться — Павел Афанасьевич Фамусов.

— Тёзка, стало быть. Только фамилии у нас разные. Я — Усов.

— Знаете что, голубчик, я сам удивлён не менее вашего, но почему-то чувствую себя у вас, как дома: будто бы знакомо всё.

— А мне кажется, что я вас давно знаю.

И Павел Афанасьевич, сам не понимая почему, рассказал гостю о своей печали — о дочери. Фамусов кивал с пониманием, а затем изрёк: — Ну точь в точь как у меня с дочерью! И даже имена у них одинаковые. А всё книги виноваты! Собрать бы все книги да и сжечь!

— Книгами моя дочь мало интересуется, она всё в сетях сидит, на сайтах знакомств.

Гость явно не понимал, о чём речь и Павел Афанасьевич вкратце ему всё объяснил.

— А! Ну хрен редьки не слаще! Тоже сжечь!

— Полностью с вами согласен! Все беды от лишней информации да ещё от новой Москвы. Ведь как изменилось всё!

— И не говорите, не то, что прежде было. Портят современные нравы наших детей, ох как портят!

Павел Афанасьевич достал бокалы, коньяк, и раздосадованные отцы принялись пить, закусывая шоколадом, а затем одновременно воскликнули:

— Что станет говорить княгиня Мария Алексеевна!

И тут Павел Афанасьевич проснулся. Он долго пытался вспомнить, кто же такая эта Мария Алексеевна: то ли жена мэра, то ли супруга олигарха Лабаковича, но так и не вспомнив, принялся за коньяк. И приснится же такое! А жаль, что этот приятный господин Фамусов всего лишь сон! Вот с кем приятно было бы коротать вечера и говорить по душам! Такого взаимопонимания Павел Афанасьевич не встречал за всю свою жизнь.