Приватизация по Чубайсу. Ваучерная афера. Расстрел парламента - [43]

Я еще тогда с сожалением подумал об окнах телецентра, которые, бедняги, вполне могли в тот вечер пострадать. Около здания телевидения уже стоял знакомый нам милицейский газик и вместе с милицией на ступеньках нас ожидали все те же Королев и Молокин. Валентин Иванович спросил меня:

— Сергей, ты же уже был у нас сегодня с утра?

— То, — говорю, — мы были одни, а теперь с народом!

От имени собравшихся я потребовал зачитывания указов Ельцина по Нижегородскому телевидению.

Пьяный и здоровенный парень, оказавшийся рядом со мной, потребовал от Молокина заодно объявить о местонахождении Горбачева. Я под хохот толпы заметил, что, пожалуй, Георгию Сергеевичу об этом не докладывали.

Молокин пообещал зачитать указы во время вечерних нижегородских новостей и, в конце концов, люди нехотя стали расходиться. Нехотя, так как многие опасались, что Георгий Сергеевич не выполнит своего обещания, опасался этого и я. Мы с ним вошли внутрь здания, он выглядел очень недовольным, и я предложил ему: «Если ты сам боишься, то давай тогда я зачитаю», но он еще раз твердо пообещал зачитать переданные ему мной документы и, к его чести, обещание свое он выполнил.

Кстати, мы были, чуть ли не единственной областью, где уже 19-го числа решения российской власти были обнародованы.

Потом 20 и 21 числа походы к телевидению стали, как кто-то остроумно заметил, «революционной традицией», и Молокин, как Ильич, выступал с балкона, вошел во вкус, и вообще все это выглядело очень романтично и несколько театрально.

На следующий день с утра было заседание Президиума Сормовского райсовета. Спорили много, но большинством голосов приняли решение о том, что Сормово подчиняется российским законам, чем, как написали бы в доперестроечные времена, еще раз подтвердили славные революционные традиции сормовичей.

А тем временем информация из Москвы поступала все тревожнее. Просачивались слухи о возможном штурме. Тем не менее, было объявлено о том, что сессия Верховного Совета Российской Федерации откроется 21 го. До 6 вечера я вел прием избирателей, благо их было в этот день немного, но это было связано вовсе не с событиями, а с тем, что это был летний период, а летом люди даже на жизнь жалуются реже, чем зимой.

Вечером я отправился на вокзал и 37-мым поездом, вместе с народными депутатами России Лисиным и Рыжовым, утром мы приехали в Москву. Обстановка была очень тревожная, по радио, еще в поезде, мы услышали о столкновениях и о жертвах, которые, слава богу, впоследствии не подтвердились.

Я подъехал к Белому Дому в 9-00, вокруг танки, но какие-то не живые, экипажи их покинули. На одном из танков трехцветный флаг. И вокруг всего дома огромное количество людей. Толпа очень пестрая, много молодежи, идет мелкий моросящий дождик, люди прячутся под целлофановой пленкой. Они возбуждены, их лица отражают все возможные гаммы чувств.

Продираюсь к входу и торопливо иду к себе в кабинет. Внутри здания много людей с оружием, всюду распущенные пожарные рукава, действует громкоговорящая связь, которая работает во всех кабинетах, раньше ей не пользовались. Мои коллеги, бывшие эти два дня здесь, рассказывают мне о тревожной ночи, о митингах, о несостоявшемся штурме. Ребята небритые, уставшие, в ответ я им рассказываю о своих приключениях.

Настроения разные. Одни говорят: «Победа уже близка. Встал на забастовку Горьковский автозавод, нас поддержал Тихоокеанский флот». Другие менее оптимистичны. «Ну, если вся ваши информация такова, то плохо дело», — отвечаю я. Дело в том, что наш автозавод тогда, действительно, был на грани остановки, но вовсе не по политическим причинам, а в связи с нехваткой комплектующих деталей.

Были и забавные моменты. Депутат Безруков из Владимира, ныне преуспевающий адвокат, напряженно всматривается в окно.

— Что ты там высматриваешь, — спрашиваю, — танки что ли?

— Да нет, жигуленка, понимаешь, моего уволокли, баррикаду делать, не разобрали бы на запчасти.

Сессия Верховного Совета открылась в 10–00. Присутствуют Ельцин, Хасбулатов, Руцкой. Мы принимаем Постановление о подтверждении указов Президента России, предлагается голосовать руками всем народным депутатам, вне зависимости от того, члены они Верховного Совета или нет. Естественно голосуют все единогласно. Тех, кто против, просто нет в зале, не приехали.

Буквально во время заседания к Ельцину подходит референт с запиской, которую он сразу оглашает. ГКЧПисты покинули Москву, сев в самолет, и полетели в неизвестном направлении, вероятнее всего в Форос. Зал взрывается громом аплодисментов, фактически это означает их капитуляцию и, хотя до конца еще ничего не ясно, близость развязки ощущается всеми. Ельцин говорит о том, что в Крым необходимо срочно ехать и лучше всего ему самому. Все возражают, так как в неопределенной ситуации это слишком рискованно. В конце концов, принимается решение отправить туда делегацию во главе с Силаевым в составе 10 человек. Добровольцев на это дело более чем достаточно.

Сразу же психологический тон меняется. Становится меньше тревожности. Продолжать заседание без поступления новой информации становится бессмысленным, и оно временно прерывается. Возвращаюсь из зала заседаний в свой кабинет, из широкого окна видно целое море народа, стоящего вокруг здания. Вдруг люди неожиданно начинают ликовать. Сначала мы подумали, что поступила какая-то новая информация, но, оказывается, они просто только что узнали о вылете ГКЧПистов в Крым.