Привал - [19]

— Вот это правильно! — с удовольствием сказал Зайцев. — А то потом начнут пулять из-за угла...

— "Пункт пятый. В течение двадцати четырех часов зарегистрировать в военной комендатуре все имеющиеся в личном распоряжении автомобильные транспортные средства..."

— Не смеши ты меня, Андрюха! — заржал Зайцев. — Выброси ты этот пункт к едрене фене. У кого тут свои автомобили, скажи мне на милость? Им тут задницу прикрыть нечем.

— Ты малограмотный тип, Зайцев. Здесь столько богатых немецких хозяйств, что покопайся в любом фольварке — еще не то обнаружишь! Они оттяпали этот кусок Польши не для того, чтобы тут бедствовать. Заткнись и слушай! «Пункт шестой. Уличное движение разрешаю только от семи утра до двадцати часов вечера по московскому времени. Разрешаю, чтобы уличное движение от двадцати часов вечера до семи часов утра осуществлялось на основании специальных пропусков военной комендатуры».

— Вот с этим пунктиком мы напляшемся! — озабоченно проговорил Зайцев.

— На то нас сюда и поставили, — жестко заметил Станишевский. — «Пункт восьмой. За невыполнение какого-либо пункта данного приказа виновные будут привлечены к ответственности на основании законов военного времени. Военный комендант города и повята капитан А. Станишевский». Точка. «Помощник военного коменданта старший лейтенант В. Зайцев». Ну как?

— Шикарно! — Валерка был в восторге от того, что под приказом стояла и его фамилия. — Ничуть не хуже, чем там у них, в Познани.

— По-моему, тоже толково, — со скромной гордостью сказал Анджей. — Теперь это нужно переписать по польски и можно показывать начальству.

— Давай переписывай, только не тяни резину. Дел еще на сегодня — не разгрести, — сказал Зайцев и выглянул в окно. — Пойду посмотрю, чего он там возится.

— Кто?

— Да этот... Как его? Водитель твой. Что-то у него там не заладилось...

Через двадцать минут Станишевский вышел во двор комендатуры и увидел, что его водитель — капрал Войска Польского — смотрит вдаль отсутствующим взглядом, а его заместитель — старший лейтенант В. Зайцев, — грязный и злой, возится в двигателе «виллиса» и говорит капралу:

— Не естещ керовца! Естещ нурмальны звыклы гувняж!.. Самохуд в таким фатальном стане, же забить те мало!..[1]

Валера захлопнул капот «виллиса», вытер грязные руки тряпкой и достал из кузова свой автомат ППШ. Он сунул его капралу в руки и приказал:

— Тшимай пистолет машиновы, курча печена! Усендь с тылу, и жебы жаднего джьвеньку от чебэ не слышалэм. Разуметь? [2]

Капрал взял автомат с тем же отсутствующим видом, влез в машину и еще долго мостился на заднем сиденье, что-то бормоча.

— Что случилось? — спросил Станишевский.

— Слухай, Анджей! — возмутился Валера Зайцев. — Тен вузек в таким холерным стане... Цощ окропнего! И то го вина... [3]

— Со мной можешь говорить по-русски.

— Ах да!.. — спохватился Зайцев. — Этот жлоб довел машину до такого состояния, что хочется ему рыло начистить!

— Давай своего водителя.

— Да на кой нам хрен вообще водитель?! Я в Москве на такси работал. Что я, здесь не потрафлю?

— Тогда гони его ко всем чертям. Что ты его на заднее сиденье запихал?

— Пусть сидит, раздолбай несчастный. Будет у нас заместо Санчо Пансы, — рассмеялся Валера и сел за руль. — Нам еще медперсонал санбата расквартировать надо. А то они уже вкалывают, а жить им пока еще негде. — И добавил по-польски: — Сядай, сядай, проше те упшейме! [4]

Станишевский сел в машину, взревел двигатель, и Валера рванул «виллис» вперед.

— Учись, деревня! — сказал Зайцев капралу и лихо выехал со двора комендатуры.

Текст приказа быстро согласовали с замполитом польской дивизии и командиром советской. По указанию полковника Сергеева текст был переведен еще и на немецкий язык. С величайшим трудом был разыскан начальник дивизионной походной типографии.

Станишевский приказал немедленно, в течение двух часов, отпечатать на трех языках приказ в количестве двухсот пятидесяти штук. Зайцев настаивал на тысяче экземпляров, и ни одним экземпляром меньше!

— Ты что, Берлин взял? — спрашивал его Станишевский. — Где ты в этом клоповнике собираешься развесить тысячу экземпляров? В тебе говорит ваша обычная российская гигантомания...

— Ну и пусть! — стоял на своем Зайцев. — Мы действительно привыкли мыслить масштабно. «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей...» А тебе не хватает широты — вот ты и жмешься...

Сторговались на пятистах экземплярах. Растолкали успевшего задремать начальника типографии, пригрозили ему всем, чем можно, — от кар небесных до военного трибунала — и поехали разыскивать начальника медслужбы советской дивизии, которому непосредственно был подчинен медсанбат.

Когда они вчетвером — Станишевский, Зайцев, начальник медслужбы и Санчо Панса с автоматом на заднем сиденье «виллиса» — подъехали к бывшему зданию городской больнички, из окна второго этажа выглянула старшая сестра Зинка и крикнула им:

— Стойте, стойте! Не поднимайтесь. Товарищ майор сами к вам идут!

Васильева вышла в сопровождении Зинки и старшины Невинного. Она была подтянута, одета по всей форме. Чуточку коротковатая шинель плотно стягивала талию, открывала красивые ноги. Ресницы были подмазаны, на губах — легкий, почти прозрачный слой хорошей, неяркой губной помады. Начмед тоскливо отвел глаза в сторону, Станишевский ласково улыбнулся, приложил руку к козырьку, а Зайцев даже рот раскрыл от удивления.