Притяжение страха - [5]

Губы Юлии дернулись, задрожали, и уголки их горько и неудержимо поползли вниз.

— Не могу я ждать. Если еще хоть на день останусь в Москве, наверное, что-нибудь с собой сделаю. Уж лучше — так.

— За это надо выпить, — предложил Стасик.

Он налил всем — кому пива, кому коньяка. Они выпили. Помолчали. Подумали. Какое-то время в маленьком зале слышен был только нежный рычащий напев Сальваторе Адамо.

— А может, это и правильно… — задумчиво прищурилась Лукашина.

— Правильно, конечно правильно! — поддержал Стасик. — А какое место в Испании?

— Барселона, — мрачно ответила Юлия.

— Ой! — простонал Стасик. — Барселона! Это же мой любимый город! Я когда-то в молодости там так зажигал… Он такой, знаешь…

— Какой?

— Мистический!

— Мистическо-пидерастический, — подтвердила Маня, и добавила:

— Верно, верно, поезжай, развейся. А твой еще пожалеет, локти свои съест…

Юлия робко провела рукой по белоснежным волнам волос. И проговорила медленно и отчетливо, обращаясь к трогательно-порочной незнакомке, глядящей на нее из зеркала:

— Он. Для меня. Не существует.

Тишина, повисшая в комнате после этих слов, прозвучала еще более зловеще, чем сами слова. Только через полминуты онемевшая от неожиданности Маня первой нарушила затянувшуюся паузу:

— А вот это правильно! Горжусь тобой, девочка моя! — воскликнула она нарочито бодро.

— Ха! С таким Юлькиным настроением… да с такой прической в этой Барселоне ни одного живого мачо не останется… — усмехнулась Ленка.

— Юлек, кукла, оставь в живых хоть одного — ради меня! — попросил Стасик.

— Ладно. Одного оставлю… ради тебя.

Юлия резко повернулась к нему на крутящемся кресле.

— Только за это ты завтра отвезешь меня в аэропорт.

— Завтра? Да, но… завтра я встречаюсь с Жорочкой…

В глубине устремленных на Стасика, изящно встряхивающего свежей укладкой, глазах-хамелеонах вспыхнуло опасно-зеленое пламя.

— Хорошо-хорошо, — поспешно пробормотал Стасик.

И покорно поставил назад только что открытую бутылку пива.

Они еще долго сидели в прокуренном парикмахерском зале, плача, смеясь, допивая коньяк и слушая страстно-томного Адамо.

В темных зеркалах отражались ярко-красные огоньки их сигарет. Юлия еле заметно вздрогнула, увидев боковым зрением выпрямившийся в своем кресле незнакомый силуэт.

Прозрачные сумерки начала сентября теперь уже окончательно превратились в ночь.

А за ночной чернотой стеклянных витрин салона мелкий дождик незаметно превращался в затяжной ливень. И совсем уже осенний ветер сдергивал с тополей успевшие пожелтеть в холодном августе листья, чтобы гневно втоптать их в придорожную московскую слякоть, предварительно потрепав по мокрым тротуарам…

Глава 2 СПАСЕНИЕ

Дрожа от нетерпения, усталости и ночного ветра, Юлия с разбегу кинулась в раскрытые ей темные объятия моря.

И оно обхватило ее, нежно и крепко. Обхватило и понесло, увлекая все дальше в пространство наслаждения. Лаская бесчисленными прохладными ладонями каждый миллиметр измученного нагого тела.

Только оказавшись в воде, Юлия осознала, насколько она пьяна.

Она пила в аэропорту, когда ждала самолет, задерживающийся на два часа. Пила в самолете, безуспешно стараясь притупить острое чувство одиночества и потерянности. Получается, пока летела в самолете, пока проходила всякие контроли в аэропорту, пока тряслась по тошнотворному серпантину в автобусе — она себя вообще не осознавала. Наверное, сработал какой-нибудь защитный механизм психики — а иначе она бы просто развернулась и убежала от турникетов еще в Москве. Или завыла бы, пуская сопли пузырями у турникетов в Барселоне.

В самолете она крепилась. Листала дорогой глянцевый путеводитель по Каталонии, обещавший все радости жизни — от любимой средиземноморской кухни до страстного фламенко с неотразимым испанцем. Прихлебывала тайком от стюардессы «Чивас ригал» из плоской пластиковой бутылки. Смотрела на облака…

А облака — и свет, исходящий из них, или проходящий сквозь них, или струящийся вокруг, слепящий и какой-то очень родной — это было почти счастье. Такой покой она испытывала только в небе. Она бы вышла из самолета, если бы было можно. И зашагала по этим облакам. Она совершенно не боялась летать, и страха высоты у нее не было. Может, просто потому, что она не так уж дорожила жизнью?

Строчки статьи в путеводителе, сопровождающие роскошную фотографию той самой SAGRADA FAMILIA, расплывались перед глазами. И плыли, двигаясь, словно живые, замысловатые барельефы на фото…

«…Любопытно и характерно — голосование по приему Антонио Гауди-и-Корнета в школу архитектуры решилось положительно лишь минимальным преимуществом, а на выпуске 15 марта 1878 года ректор школы заявил с напускной иронией, очень плохо скрывавшей раздражение: «Господа, сегодня я выдаю диплом архитектора либо гению, либо сумасшедшему»… «Похоже, теперь я архитектор», — заключил студент, этот странный, резкий и нелюдимый молодой человек, который не очень-то располагал к себе высокомерием и упрямым равнодушием к общепринятому…»

Да, в самолете она почти успокоилась — ей так казалось. По крайней мере, удалось на время убедить себя в том, что все правильно… И что больше — никакой любви. Вообще. Пусть хоть сам Дон Жуан.