Притворись, что мы вместе - [10]
Однако предмет моего восхищения – Петя – неожиданно сам оторвался от окна.
– Сокольникова, говорят, ты теперь Сорокина?
От неожиданности я немного потерялась. Асрян, наоборот, как всегда, успела первой:
– Петруха, ты до противного последним узрел очевидное.
Ирка схватила мою ладонь с кольцом на пальце и показала Петьке.
Тот злобно оживился и сосредоточил взгляд на моей вмиг прокисшей физиономии.
– Ну-ка, и за кого же у нас выходят замуж блондинки девяносто-шестьдесят-девяносто?
Внутри у меня все моментально заклокотало.
– Блондинки выходят замуж за мужчин, так же как и рыжие с брюнетками.
– Не-е-е, я в плане профессии.
– Он окончил Финэк.
– Финэк – это хорошо, ну а работает-то где?
– Господи, Петя, на работе работает, на ра-бо-те. Понятно?
Асрян тут же подлила масла в огонь:
– Ну ты, Петрик, даешь. Только слепой мог не замечать последние три года «скромную» вишневую «девятку» ровно в четыре часа у калитки. А теперь у нас «Форд Мондео».
– Аа-а-а. Ну, понятно.
Петька опять отвернулся к окну, постарался напустить на себя полное равнодушие, и его лучезарная корона как-то моментально криво съехала на затылок. Слова вылетели сами собой:
– Ничего тебе не понятно, Петя. И даже не буду утруждаться объяснять. У каждого, знаешь ли, своя дорожка. Главное, идти по ней не сутулясь. Усек?
Тут краем глаза я увидела в дверном проеме знакомую фигуру. Вовка осмотрелся по сторонам, увидел меня и подошел к столику. Кроме Асрян, его никто не знал, хотя ничего и не надо было объяснять. Для приличия я все-таки представила Сорокина всему собранию. Вовка довольно сдержанно поздоровался и сел на краешек моего кресла, положив руку мне на плечо.
– Решил заехать наудачу, вдруг ты тут.
– Классно. А то дождь. Неохота бежать до метро.
– А ты домой собиралась?
– А ты пораньше закончил сегодня?
Разговор за столом притих, народ напряженно ждал развязки, и я поняла: нужно как можно скорее уходить. Наспех попрощавшись, я в последнюю секунду поймала серьезный взгляд Асрян и понеслась к выходу, оставив на столе мелочь за свой чай. Домой ехали молча, слушали, как ползают по лобовому стеклу дворники, и я почему-то чувствовала себя проституткой. Тягостные минуты Вовкиного молчания были самым страшным наказанием, хотя давно уже надо было привыкнуть – Сорокин в трезвом виде редко выражал словами свои мысли, обиды и планы. Первая всегда сдавалась я.
– Вова, ну что ты надулся? Я что, преступление совершила? Я просто сидела в кафе, и все. Ты разве не позволяешь себе этого? Я же тебе ничего не говорю, когда ты в бильярд до трех утра режешься с пацанами?
– Я разве что-то сказал?
– А то я не вижу. Сидишь как сыч.
– Я еду. Дождь, и дорога тяжелая.
– Понятно.
Молчание так и висело до конца дня. Наутро – как будто ничего не случилось. То был четверг, а в пятницу Сорокин пришел из бильярдной не в три часа ночи, а в пять. Запах пива заполонил всю комнату. Памятуя недавнюю сцену в кафе, я ничего не сказала даже в шутку и усердно постаралась изобразить крепкий сон. Однако алкоголь не лишил Вовку мужской силы: не говоря ни слова, с абсолютно не свойственной ему жесткой страстностью он развернул меня рывком и, опять же, в нехарактерной для него манере – грубо овладел моим телом. Не могу сказать, что я сопротивлялась, но я была сильно удивлена. Утром за окном шел первый снег, пространство обновилось, старое стерлось и просветлело.
Суббота прошла на дежурстве. Асрян тактично не вспоминала о недавнем происшествии, но я как-то сразу почувствовала: появилась тема, касаясь которой Ирка не будет со мной до конца откровенна. По крайней мере теперь. Эта тема – Вовка. Хотя, если честно, мне и самой не очень хотелось обсуждать аспекты моей нынешней, доставшейся путем окольцевания и смены фамилии, так называемой свободы.
Слава богу, появилась новая, остро волнующая тема – Ирка наконец познакомилась. Как известно, армяне умеют жить гораздо лучше русских, а Асрян воплощала собой все самое необходимое, что может дать армянский генофонд для человеческого устройства и жизнеобеспечения. Он тоже был студентом Первого меда, на последнем курсе. Маленький толстенький некрасивый еврей Сашка Эпельбаум. Кроме главного достоинства – еврейской национальности, – присутствовало еще кое-что: папа его, начальник таможни в питерском порту, давно приготовил сыну место хирурга в Тихоокеанской торговой флотилии. Медицинское судно – ничего престижнее в те годы и представить было невозможно. Для Асрян все сложилось банально, предсказуемо и просто. Собственно, тут и обсуждать было нечего по двум причинам, которые Ирка сама же и сформулировала. Во-первых, она не скрывала отсутствия душевного трепета в отношении смешного очкастого еврейского отпрыска. Во-вторых, самый лучший муж – это муж с большой зарплатой в периодическом шестимесячном рейсе.
Что ж, предельно честно. Не возникало ни тени сомнения: этот брак будет удачным, если, конечно, состоится. Хотя, если судить по Асрян, можно было предсказать слияние евреев и армян со стопроцентной вероятностью. Бегая между палатами от капельниц к лоткам для шприцов, я рисовала себе картину, как же буду хороша в ярко-синем платье, свидетельствуя великий союз.
