Приступить к ликвидации - [44]

Он выпил портвейн, закурил новую папироску и сел, глядя на безмолвный, как языческий божок, телефонный аппарат.

Пусть она позвонит и скажет: «Я еду к тебе».

И больше ему ничего не надо.

Он ходил по комнате, повторяя всего лишь одну фразу: «Ну позвони, позвони, чего тебе стоит».

В дверь постучали. Звук гулко разнесся по даче.

«Кира», — подумал Климов и сбежал вниз.

— Кто? — срывающимся голосом спросил он.

— Соседи с поста ВНОСа, у нас дизель сломался, электричества нет. Пару свечей не одолжите?

— Сейчас, сейчас, — засуетился Климов, открывая замки. Он раскрыл дверь, и из темноты шагнуло несколько человек.

— Кто?.. Зачем?..

— Уголовный розыск, Климов, вы арестованы.

Данилов

— Мы все знаем, Климов, и о ваших вояжах в Ленинград, и о Шаримевском, о Кире, о Лапшине. Мы знаем, что вы связник и наводчик банды.

Климов молчал, протирая платком стекла очков.

— Мы знаем, что сегодня вам позвонит Кира и вы наведете ее на квартиру.

— Может быть, лучше, что вы все знаете, — сказал спокойно Климов.

Данилов смотрел на него, понимая, что чувство страха умерло в этом человеке. И он стоит на самом краю, когда безразлична жизнь, не страшна смерть. Сейчас в нем живет только тоска-усталость.

— Где краденые вещи, Климов?

— На чердаке.

— Вас проводят туда.

Климов встал, надел очки и равнодушно, как автомат, пошел за оперативниками.

А Данилов никак не мог отделаться от мысли, что где-то уже слышал его голос.

Климов

Вот и все. Вот и все. Конец. Теперь не будет ни его, ни Киры. А главное — сволочи Лапшина не будет.

Они поднимались на чердак. Лестница скрипела под ногами, отсчитывая шаги.

Карманные фонари осветили недостроенную крышу.

— Где? — спросил оперативник.

— Вон сундуки.

— Помоги-ка, — попросил оперативник товарища.

Они попытались сдвинуть сундук.

— Тяжелый, стерва.

Климов стоял у края крыши, внизу лежали под снегом кирпичи, которые он запас еще до войны, надеясь отделать дачу.

«Надо быть мужчиной», — сказал он про себя и головой вниз, как в морс, прыгнул в темноту.

Данилов

Он стоял у распростертого тела. Кровь из разбитой головы выкрасила снег в черный цвет.

Данилов смотрел на труп Климова, и тяжелое предчувствие беды захватывало его.

— Уберите. И следы закройте.

Иван Александрович поднялся наверх, где милиционеры делали опись изъятия вещей. Сел на диван. Ну что теперь делать? У трех квартир засады, здесь тоже. А если они не придут? Тогда все прахом. Тогда никому не нужны их жертвы и нервы. Никому. Потому что в работе оперативника важен только конечный результат.

Люди работали, переговариваясь шепотом, боясь попасться на глаза начальнику отдела. А он каменел лицом, ненавидя и мучаясь. И вдруг Данилов услышал внизу голос Климова. Это было как в бреду, как в дурном сне. Голос был отчетлив и весел.

— Кто?! — крикнул Данилов.

В комнату поднялся Белов.

— Я говорил, товарищ подполковник.

— Вот и хорошо, — Данилов засмеялся и смеялся долго.

А вокруг стояли ничего не понимающие сотрудники.

— Вы чего, Иван Александрович? — встревоженно спросил Муравьев.

— Игорь, — засмеялся Данилов, — у них голоса похожи, как две гильзы от нагана.

Никитин подмигнул Белову и покрутил пальцем у виска. Мол, чокнулся начальник. Точно чокнулся.

— У кого? — спросил Муравьев. — У Белова и Климова? Ну и что?

— Кира будет звонить по телефону.

Они целый час репетировали текст и просящие интонации Климова.

В качестве эксперта с поста ВНОСа был вызван опертехник, слушавший первый разговор.

Наконец после трех телефонных бесед он сказал:

— В цвет. Тебе, Белов, в театр надо поступать.

Шло время, трещали дрова в печке, телефон молчал. Он зазвонил около двенадцати.

— Алло, — протяжно пропел Белов.

— Это я.

— Кира, Кира, где ты?

— Где надо.

— Когда ты придешь ко мне?

— Дело говори, дело.

— Эти три точки отменяются.

— Почему? Мы готовы.

— Есть дело лучше.

— Какое?

— Район собрал в фонд обороны много ценностей и денег. Их повезут завтра утром. В восемь машина «эмка» должна пройти сорок второй километр. Там лес, Кира, пустой проселок, шоссе ремонтируют.

— Охрана?

— Один инвалид. Шофер наш человек, он уйдет с вами. Когда ты придешь, Кира?

— Завтра.

«Ту-ту-ту», — запела трубка.

У Данилова длинно и мучительно заболело под лопаткой, он осторожно сел на диван, старясь не дышать. Боль ворочалась в его большом и сильном теле, то затихая, то возвращаясь.

И он с грустью подумал, что еще две-три такие операции — и он вполне может отдать концы. Как быстро это пришло к нему, быстро и неожиданно. Первый приступ — в райцентре летом прошлого года, сейчас второй.

Обидно умереть в больнице. Не солдатская это смерть. А впрочем, везде обидно умирать. Смерть она и есть смерть. Дальше ничего не бывает.

— Вам плохо? — участливо спросил Белов.

— Ничего, Сережа, ничего.

Данилов встал и подошел к телефону: нужно было блокировать дорогу.

Данилов (утром)

Из «эмки» они вынули заднее сиденье, настелили брезент, и там разместились Никитин и Белов с автоматами. Свой автомат Данилов держал на коленях, ощущая его тревожную тяжесть.

Быков вел машину, мрачно глядел в окно.

— Ты наган в карман переложи, — посоветовал Данилов.