Пристрастие к смерти - [183]

О Боже, подумала Кейт. Он не шутит. Лучше было ничего не делать, не звонить Алану, как можно скорее убраться из дома и надеяться, что по дороге машина разобьется. Сердце ее на миг замерло, по телу разлился ледяной холод. В комнате, во всей квартире что-то неуловимо изменилось. Что именно, она поняла в следующий момент. Нескончаемый шум машин, доносившийся с улицы хоть и приглушенно, но непрерывно, стих, по Лэдброук-роуд не двигалась ни одна. Полиция перекрыла движение. Началась операция по захвату. Он тоже вот-вот это поймет.

«Я этого не вынесу, — подумала Кейт. — При захвате он ни за что не останется живым. Никто из нас не останется. Он ведь говорил не зря. Как только осознает, что полиция здесь, как только они позвонят, он нас убьет. Я должна отобрать у него пистолет. Немедленно».

— Смотрите, все уже готово, — сказала она. — Можно есть. Это займет всего несколько минут, а то по дороге нам едва ли удастся перекусить.

Помолчав немного, он произнес ледяным голосом:

— Я хочу взглянуть на вашего Шекспира. Принесите его.

Она подцепила вилкой макаронину со сковороды, дрожащей рукой поднесла ко рту и, не оборачиваясь, повторила:

— Почти готово. Послушайте, я занята. Почему бы вам не взять его самому? Вы же знаете, где он стоит.

— Пойдите и принесите, если не хотите избавиться от этой старой кошелки.

— Ладно.

Сейчас или никогда.

Уняв дрожь в руках, она левой рукой расстегнула две верхние пуговицы на блузке, словно в кухне вдруг стало слишком жарко. Прямо перед ней на разделочной доске лежал кусок печенки, завернутый в окровавленную бумагу. Она погрузила в него пальцы, потерла и помяла, измазав руки в крови. Это было делом нескольких секунд, не более. Потом быстрым движением яростно схватила себя окровавленной рукой за горло, резко развернулась — глаза у нее были широко раскрыты, голова откинута назад — и швырнула вперед покрытый сгустками свернувшейся крови ком. В его глазах даже не успел отразиться ужас, он лишь судорожно вдохнул, словно всхлипнул, а она уже бросилась на него, и они вместе рухнули на пол. Кейт услышала, как с лязгом упал оброненный им пистолет, потом — глухой удар, когда он рикошетом отскочил от двери.

Суэйн был хорошо натренирован. Он оказался таким же отличным бойцом, как она сама, и таким же отчаянным. И он был силен, гораздо сильнее, чем она ожидала. Как-то конвульсивно дернувшись, он оказался на ней сверху, лицом к лицу, свирепый, как насильник, от его грубого дыхания у нее скребло в горле. Она всадила колено ему в пах, услышала, как он взвыл от боли, оторвала его руки от своего горла и стала шарить рукой по полу в поисках пистолета. Но в следующий момент сама закричала от боли — он вдавил большие пальцы ей в глазницы. Сцепившись, они оба отчаянно пытались дотянуться до пистолета. Но Кейт ничего не видела. Перед глазами у нее плясали звезды разноцветной боли, и оружие нащупала его правая рука.

Выстрел сотряс воздух, как мощный взрыв. Когда раздался второй взрыв — входная дверь распахнулась. Кейт смутно увидела мечущиеся контуры мужских фигур, потом они остановились, возвышаясь над ней подобно темным колоссам с вытянутыми руками, сжимавшими оружие. Кто-то помог ей встать. Раздавались крики, команды, стоны. А затем она увидела в дверях Дэлглиша, который направлялся к ней, неторопливо, целеустремленно, как в замедленной съемке, окликая ее по имени, стараясь заставить ее сосредоточить взгляд только на нем. Но она все же повернулась и посмотрела на бабушку. В провалившихся глазах все еще был запечатлен нечеловеческий страх. Волосы по-прежнему свисали разноцветными космами из-под марлевой повязки. Но больше ничего не было. Ничего. Нижняя часть лица была полностью снесена. Привязанная собственными руками Кейт к стулу разорванными простынями, она даже не могла упасть. В ту секунду, которую Кейт только и смогла выдержать это зрелище, ей показалось, что бабушка смотрит на нее с печальным, укоризненным удивлением. Кейт дико зарыдала, уткнувшись в грудь Дэлглиша, пачкая окровавленными руками его пиджак, и услышала, как он шепчет:

— Все хорошо, Кейт. Все хорошо. Все хорошо.

Но все не было хорошо. Никогда не было. И никогда не будет.

Он стоял, крепко обнимая ее за плечи, посреди шума схватки и громких мужских голосов, отдававших команды. Потом она отстранилась от него, стараясь взять себя в руки, и поверх его плеча увидела горящие, торжествующие глаза Суэйна. Он был в наручниках. Какой-то неизвестный ей офицер тащил его из комнаты, но он оборачивался, стараясь поймать именно ее взгляд, как будто, кроме нее, здесь никого больше не было. Уже на пороге он резко дернул головой в направлении бабушкиного тела и сказал:

— Ну что ж, вот вы от нее и освободились. Не хотите поблагодарить меня?

Книга седьмая Последствия катастрофы

1

Массингем никогда не мог понять, почему у офицеров полиции принято присутствовать на похоронах жертв убийств. Пока преступление еще не раскрыто, в этом, может, и есть какой-то смысл, хотя сам он не верил в теорию, будто убийца может появиться перед публикой только ради того, чтобы насладиться зрелищем трупа своей жертвы, опускаемого в землю или сжигаемого в огне. К тому же Массингем испытывал необъяснимое отвращение к процедуре кремации — в его семье на протяжении многих поколений предпочитали знать, где покоятся кости предков, — не любил религиозную музыку в записи, литургию, лишенную благодати и смысла, а также ханжеские попытки облагородить простой акт гигиенической утилизации фальшивой значимостью.