Пришествие цивилизации - [6]

Краем глаза Камил заметил, что лицо у мальчишки вытянулось, и он ошарашено моргает глазами.

— Я вообще в городе живу, — сказал Камил, — а в село мы с мамой приехали к тете Аге. — В село, — как-то тоскливо вздохнул бородач и, повернувшись, зашаркал к дверям. — Где оно теперь, это село. Сожгли все. — В дверях он приостановился и устало сказал: — Никакой он не лазутчик. Ошибся ты, Борта. На крест он плюнул, а на этот счет у них строго — ересь. Да и говорит он по-нашему. Правда, чудно как-то, на верхнегорский говор похоже, но по-нашему. Да и мал он для лазутчика-то.

— Я же говорила, — облегченно выдохнула женщина. Она подошла к Камилу и ласково погладила его по голове.

— Больно?

Лохматый мальчишка начал бочком пробираться к дверям, но женщина увидела маневр и схватила его за безрукавку.

— Куда? Изверг! — Она отвесила ему оплеуху. — Натворил беды, а теперь в кусты?!

Мальчишка насуплено молчал, ухо у него начало багроветь.

— Что стоишь? — женщина легонько подтолкнула его к Камилу.

Мальчишка шмыгнул носом, но все-таки подошел. — Ты, это… — сказал он и начал ковырять пол пяткой. — Я думал, ты из псов Христа… — Он еще немного поковырял пол, затем поднял на Камила глаза и сказал: — Меня Бортишком зовут. Через полчаса Камил с Бортишком облазили весь замок от винного погреба, сырого и холодного, заставленного сорокаведерными бочками из мореного дуба, до душного и пыльного чердака, пропахшего солнцем, пылью и ягодами, сушившимися здесь на глиняном полу. За это время Камил узнал, что хромого бородача зовут Порту, и он долго и безуспешно пытался правильно вымолвить это имя, что в молодости Порту был славным воином и отчаянным рубакой, но в неравной стычке с разбойниками был ранен в ногу, и из-за увечья пришлось оставить ратное дело, и он стал конюхом в замке. Ласковую женщину звали Марженка, и, когда Камил узнал, что она мать Бортишка, то очень удивился — как это можно свою мать называть Марженка, а не просто мама, тем более, что это имя больше подходит для какой-нибудь сопливой девчонки, которую можно, а иногда просто-таки и нужно, потягать за косы, но вовсе не для взрослой женщины. Отец же Бортишка, воевода Козин, достославный и храбрый, три дня тому собрал дружину и по зову князя двинулся на защиту исконно своих земель от вторжения Крестова воинства. И с тех пор от него ни слуху, ни духу, ни гонца, ни весточки. Марженка изнервничалась вся, тихонько плачет по ночам. Порту тоже ходит хмурый, только то и делает, что скребет и чистит оставшихся лошадей, а они от него уже начинают отбрыкиваться и коситься, словно он с них шкуру снимает…

Марженка накормила их мясным обедом без хлеба, ложек и вилок. Камил сначала стеснялся при взрослых брать куски руками, но попросить вилку так и не отважился и, глядя на Бортишка, который уписывал мясо за обе грязные щеки, так что жир стекал по подбородку, тоже решился. Марженка сидела напротив и смотрела на них ласковыми и грустными глазами. Когда они кончили есть, Бортишек размазал грязь по подбородку, а затем вытер жирные руки о волосы. Камил в знак солидарности вытер руки о штаны. Странно, но Марженка по этому поводу ничего не сказала.

Потом они играли во дворе, снова лазали в погреб и на чердак за сушеными ягодами, путались под ногами у Марженки, хлопотавшей по хозяйству, торчали на конюшне. Наконец, когда они в очередной раз спустились с чердака с полными горстями сушки, Камил почувствовал, что у него начинает болеть голова, и тогда он вспомнил о маме. Солнце было уже низко, и он стал прощаться.

Бортишек подвел его к перелазу и на прощанье высыпал свои ягоды ему за пазуху.

— Маме передашь, — серьезно сказал он.

Камилу стало смешно. Мама — и вдруг будет лакомиться черными пропыленными ягодами. Да она все у него отберет и выбросит, если, конечно, он их ей покажет. Она же никогда не поймет, какие они вкусные!

— Только ты ей не говори, где взял, — продолжал Бортишек. — Ты вообще никому не говори, где был и где находится наш замок.

— Угу, — кивнул Камил.

Они постояли, помолчали немного.

— Ты еще приходи к нам. Поиграем…

— Угу. Приду, — снова кивнул Камил и, рассовав по карманам зажатую в кулаках сушку, вскарабкался на стену.

— Так ты никому не скажешь? — вдогонку ему повторил вопрос Бортишек.

Камил обернулся.

— Нет. Даю слово.

Бортишек заулыбался.

— Хорошо, мы тебе верим, — сказал он.

Камил улыбнулся в ответ.

— До свиданья! — подмигнул он и спрыгнул со стены на ту сторону.

Два часа потратил Йон-воевода со своими латниками на поиски Камила среди развалин Козинского замка, но так ничего и не обнаружил. Камил как в воду канул.

— Вот тут он на стену влез, — ныл под боком Стрига. — А потом… Потом…

— Следить нужно было тогда, а не потом! — раздраженно оборвал Йон.

Половине ребят уже порядком надоели бесплодные поиски, и они начали рассаживаться в тени кустов. Йон посмотрел на них, махнул рукой и тоже сел у стены.

— Может, он подземный ход нашел, — неуверенно пробормотал Стрига. — Тот самый… Шел и провалился туда, а?

Йон пренебрежительно хмыкнул.

— Мы здесь каждый камешек знаем, — сказал он, — можно сказать, назубок. А он только приехал, так прямо сразу…