Пришельцы - [37]

    - Я не понял вас?

    - А чего понимать, молодой человек! Я разве неясно выразился? Такой тип людей очень четко отправляет функции, и не больше того. Высший вид нервной деятельности - творчество, высокие порывы и прочая, прочая - ему, увы, недоступны!

    - Вы так думаете?

    - Твердо в том убежден, молодой человек.

    - Вы его не любите?

    - Ковшова? А кто его любит? Не за что его любить, представьте.

    - Мотивы вашей неприязни?

    - Я мог бы, конечно, и не отвечать на ваш вопрос, товарищ следователь, но скрывать ничего не стану, меня потрясло в свое время, что вот этот гражданин, - корявый и источенный мылом палец снова уперся в Ковшова, который, задрав голову, пил из графина родниковую воду, - загнал насмерть лошадь. Просто так загнал насмерть - ради забавы.

    Лошадь же, молодой человек, лучше нас с вами, смею заметить, она не способна на подлость. Вы никогда не задумывались над тем, сколько крестьянский конь сделал для цивилизации? Никто не способен это подсчитать.

    Следователь поглядел на Ковшова внимательно, хотел, видимо, уловить, какое впечатление произвели на подследственного слова старого, ничего не уловил и размеренным жестом пригладил волосы на голове, блестевшие тускло и ровно.

    - Что ж, спасибо вам за консультацию, короткую, но отмечу, весьма категоричную.

    - Как уж мог, как уж мог.

    - Не объясните ли вы нам заодно, каким способом и с помощью какой силы прораб Ковшов это... воспарил и это... приземлился в столь непотребном виде?

    - Я не присутствовал при его... ээ-э... вознесении, вы очевидцев спрашивайте. - Фельдшер забрал со стула обшарпанный саквояж, низко поклонился присутствующим и скорым шагом вышел вон. В дверях старик столкнулся с Гришей Суходоловым.

    Гриша с утра имел намерение помочи следствию: он принес в портфеле красный ботинок, рубаху-марлевку и три пуговицы, две черные и одну белую. Бухгалтер заставлял себя сверить в то, что он исполняет гражданский долг и обманывал себя; его сжигало желание очутиться в центре событий и поводить следователя за нос, несмотря на то, что приезжий числился за особо важными делами. Суходолов ведь, обладал Тайной, следователь же ею не обладал и не будет обладать. Если предположить, что этот разбитной и хитрый товарищ доложит в верха, будто виной всему пришелец или некая сила в этом роде, потусторонняя, то с его погон наверняка слетит звездочка или даже две звездочки. Вот так. И не иначе.

    Участковый Голощапов привстал и поздоровался с бухгалтером за руку, следователь, подперев рукой . подбородок, смотрел на вошедшего, не мигая, и нельзя было понять, о чем он думает. Витя Ковшов покосился через пустой стакан, который прижимал к носу, на Гришу насмешливо и дерзко.

    - Т-ээк, - сказал следователь, когда бухгалтер хмуро, но с проблеском лукавой улыбки, стал выкладывать на стол принесенные в портфеле вещи. - Т-ээк.

    - Мой ботинок! - заявил вдруг Ковшов и поставил пустой стакан на подоконник.

    Участковый Голощапов чувствовал себя маятно по двум причинам: во-первых, он не был Хозяином положения, во-вторых, как он ни напрягал голову, не имел до сих пор ни малейшего представления о том, в какую сторону двигать разбирательство, и всецело положился на областное светило. Смолоду, однако, участковый привык полагаться только на себя.

    - Ботинок-то мой!

    - Голое у товарища прорезался! - Следователь посмотрел на Ковшова; пристально, можно отметить, пронзительно, и показал главбуху рукой на стул.-Прошу. И давайте знакомиться. Фамилия моя - Ольшанский. Олег Степанович.

    Гриша Суходолов тоже отрекомендовался, озаряясь присущей моменту улыбкой, в меру радушной и в меру официальной.

    - О вас я кое-что слышал, - заявил следователь. - У меня к вам есть ряд вопросов.

    - Всегда и всенепременно готовы помочь! - дурашливо, с издевкой ответил Суходолов. - Чем можем. Да. Мы тут на отшибе и свежему человеку рады душевно. Мнением каким поделиться - пожалуйста, новость услышать - тоже не прочь: нам центральные газеты на два дня позже приносят, чем в областной центр. А я лично до чтива всякого очень охоч!

    - Взгляд у следователя Ольшанского был, надо отметить, гипнотический, тяжелый. Карие навыкат глаза доставали, кажется, до самого нутра, и Суходолов тоскливо подумал, что напрасно, пожалуй, ввергает себя в пучину без дна и без покрышки.. На всякий случай он сказал:

    - Времени у меня мало, учтите: сев начинается. Виды на урожай, если интересуетесь, неплохие, и председатель наш, а он агроном по специальности, настроен весьма оптимистически.

    Ольшанский молчал, и в том молчании была неприязнь.

    - Пшеницу вора сеять - земля нагрелась. Ольшанский опять смолчал. Гриша пожал плечами, вытер платком обветренные губы и попутно задал себе цель рассердиться. "Чего это он сычом выставился!?" Наконец, следователь разомкнул губы:

    - Вы, Ковшов, можете идти. Отдыхайте, потом мы с вами и встретимся.

    - Он вчера, конечно, напереживался! - с оживлением встрял, в разговор главбух Суходолов. - Смотрим: бежит рысью. Бежит и воет, будто, знаете, волк степной. - Ага. - Гриша для наглядности встал, округлил рот, вытянул шею и издал звук, полный звериного томленья. Следователь даже поежился и кинул на стол шариковую ручку. Пошевелился участковый в углу, скрипнули его парадные сапоги.