Природа жестокости - [2]

— В любом случае, — говорит Саша, — Роберт вернётся следующей ночью зализывать свои раны. О, Боже, Лана, ты должна была видеть его плачевное состояние и огромные чёрные глаза.

Я хихикаю:

— Чёрт, я так раздражена, что это пропустила. Он возненавидел бы меня, если бы я стала свидетелем того, что он весь избит.

— Я знаю! — смеётся она.

Саша понимала, что Роберт и я всегда были в ссоре, и то, что её брат — негодяй, но раз уж они семья, она всё равно его любила. Худшая вещь — то, что я не присмотрела себе парня за шесть лет, как они уехали. Но моя неприязнь осталась. Полагаю, это показывало, как сильно мы ненавидели друг друга. Не говоря уже о том, что Саша всегда была готова рассказать парочку новых скандалов с его участием. Будто он продолжал присутствовать в моей жизни, хотя это не так. Своего рода пытка.

Будучи подростком, я была настолько худой, насколько возможно. В придачу с брекетами и ярко-рыжими волосами. Роберту открывалось бесконечное множество способов задеть меня, чтобы я почувствовала себя дерьмом. С тех пор я округлилась и сняла брекеты. И пришла к выводу, что рыжие волосы, которые превращали тебя в детстве в изгоя, на самом деле, становились предметом зависти, когда ты повзрослеешь.

— Короче, хватит о члене моего брата. У тебя всё готово для большого путешествия на следующей неделе? — спрашивает Саша.

Я разваливаюсь на своей кровати и тяжело вздыхаю:

— Да-а-а, мама и бабушка создали ажиотаж вокруг меня... Это так раздражает... Но мы обо всём договорились.

Я жила в доме среди женщин: моей сестры Элисон, моей мамы Фионы, моей бабушки Пенни и, собственно, себя. Мама и бабуля очень оберегали меня. Думаю, они представляли, что я гораздо более хрупкая, чем на самом деле. Вот, что происходит, когда ты — единственный человек маленького роста в семье среди исключительно высоких людей. На тебя вешают ярлык малыша. Элисон только шестнадцать, а она уже переросла меня.

Саша заливается смехом по телефону:

— Да, Лиза сказала, как Фиона волнуется за тебя. Просто к твоему сведению, она планирует дать сигнал об изнасиловании, прежде чем ты уедешь.

— Нет!

Боже, моя мама иногда бывает такой нудной. Вы решите, что мне двенадцать лет вместо двадцати двух, судя по тому, как мама обо мне заботится. Она женщина-полицейский, так что ещё больше осведомлена об опасностях, чем большинство мамочек. Не так много девочек — дочерей матери, которые обучают их самообороне с пяти лет, как это было в моём случае.

— Она такая. Лиза всё это передала мне, когда звонила на днях.

Саша предпочитала называть свою маму по имени. Я всегда находила это немного странным, но, эй, каждому своё. Наши с Сашей мамы — лучшие подруги. Это укрепляло нашу связь. Наши дома рядом вдоль берега в маленьком пригороде под названием Гормэнстон, где вы найдёте примерно два бара, один интернат, железнодорожный вокзал, крошечный продуктовый магазин и армейские казармы, которые создавали эклектичный микс. Мне не в новинку встречать повсюду парней в форме.

Ладно, мне также не в новинку суетливость, как у нервного маленького ягнёнка, когда я вижу их.

Лиза и моя мама так хорошо поладили, что теперь их водой не разольёшь. Они сошлись на своей разочарованности в мужчинах. Лиза потеряла свои иллюзии насчёт Алана, а у моей мамы был мой папа, который сам бросил нас, когда мне было пять, и мама была снова беременна. Не могу сосчитать, сколько раз вот уже много лет я слышала реплику: «Да кому вообще нужны мужики?».

Возможно, это и была причина, почему у меня не было большого опыта общения с сильным полом. Моя мать была так негативно настроена против мужчин, что заставляла меня бояться их. Не могу не сказать, что с шестнадцати лет я слышала от мамы страшилки о местах преступления, где она была — про изнасилования, в частности.

У неё не было фильтра, который диктовал бы ей, что стоило, а что не стоило говорить своей дочери-подростку. Ведь в результате таких решений, у дочки мог остаться или не остаться шрам на всю жизнь. Неудивительно, что мысли об отношениях с парнем доводили меня до холодного пота. Ну, и плюс тот факт, что Роб был первым мальчиком, которого я нашла привлекательным. К сожалению, он взял и размазал мои чистые намерения, втоптав их в грязь.

Я — та, кого вы могли бы назвать вызывающе застенчивой. Другими словами, я пыталась изо всех сил побороть свою стеснительность и быть более уверенной в себе. Чтобы высказывать своё мнение, даже когда так мучительно это делать. Я не хотела позволять этой дряни управлять мной, но большую часть времени я словно черепаха в панцире, что физически ограничивало мою свободу. Иногда я думала, что это всё из-за противостояния Роба. Он постоянно меня запугивал, а я постоянно пробовала демонстрировать ему свой иммунитет к этому, хотя, по правде, умирала внутри.

Что ж... Пожалуй, некоторая застенчивость — просто неотъемлемая часть моей личности, но я уверена, что он привнесёт ещё немного.

Одни мысли о нём навевали неприятные воспоминания. Мне было тринадцать, а Роберту — пятнадцать. Он знал, что нравился мне, и решил посмеяться надо мной. Мы трое тусовались в Сашиной спальне, потому что девочка болела ушной инфекцией. Когда она ушла в ванную за лекарством, я осталась одна в комнате... с Робертом.