Приносящая надежду - [21]

— Почему у вас глаза иногда становятся серебристыми?

— У вас — это у кого?

— У эльфов. У тебя, у Владыки, у Милита… даже у шута.

Гарвин был потрясен.

— У шута? Ты уверена? Не может… Нет, мне надо подумать. И никому больше не говори. Даже ему, хорошо? Это может оказаться сущей ерундой, а может… Кстати, как, вы уже… создаете свою особенную ауру? Ну драться-то зачем? Слабая женщина, а туда же, с кулаками, да еще на больного… Если бы ты действительно хотела меня поколотить, стукнула бы пару раз, но в грудь. Так что не прикидывайся.

Он сгреб ее в охапку и действительно поцеловал, но вовсе не как мужчина. Как брат, которого у нее никогда не было. Как целовал Владыка. И расхрабрившись, Лена спросила:

— Ты знаешь удивительно много… или просто считаешь нужным, чтобы я знала что-то, в отличие от Владыки. Шут иногда начинает думать, что его отношение ко мне вроде наркотика, связано с моей силой. Что он не без меня не может обходиться, а без моей силы.

— Что за чушь? — удивился Гарвин, отпуская ее и садясь на траву. Лена устроилась рядом. Через реку тянулась нитка паромной переправы, противоположный берег «окультурили» — там что-то росло, Лена не разбиралась в сельскохозяйственных культурах.

— А что там?

Гарвин посмотрел.

— Лен. Будет тебе новое красивое платье. Твой шут — мнительный дурак. Невооруженным глазом видно, что он тебя любит. Как он смотрит на тебя, когда никто этого не видит. Как он мается, когда у тебя плохое настроение. Как он страдает, когда у тебя что-то болит. В конце концов, Милит тоже…

— С Милитом как раз иначе. На Милита я произвела неизгладимое впечатление своим эффектным появлением в Трехмирье. И потом поцелуем, чтоб силу ему дать.

— Ну и что? Милит тебя любит и, уж прости, тебя хочет. Вполне по-мужски без всякой магии. И не надо про твою силу. Владыка тоже ее пробовал — и что? Рвется уложить тебя в постель? Маркуса ты разве никогда не целовала, чтобы дать ему силу? Хотя… Маркус бы и не прочь, что не мешает ему проводить ночи у Арианы. Нет, ваша связь с шутом — это нечто большее, чем даже просто любовь, но в основе ее — именно любовь. Рассуждай логически. Кого он увидел в тысячной толпе? Красотку какую-то или все-таки тебя? Поверь, когда стоишь на эшафоте, все лица сливаются в одно.

— Его бы не убили там…

— Там должны были убить его гордость. Его должны были унизить, он сам должен был унизиться, причем на всю оставшуюся жизнь. Для него это немало. Не исключаю, что он предпочел бы умереть, если б судьба не явилась в твоем лице. Он увидел тебя через всю площадь, не только увидел — обратил внимание.

— Он…

— Лена! Ты что, тоже думаешь, что ему не ты нужна, а твоя сила?

— Да ну, — удивилась Лена, — я же знаю, что он чувствует. Я-то как раз… Я думаю, что сила тут ни при чем. Третий месяц… мы не создаем ауру.

— А хочется, — поддел Гарвин. — Ты и правда ничего не помнишь после близости?

— Он тоже.

— Странно. А как по ощущениям после?

— Как надо.

— Поток силы большой, — подумав, заключил он. — Слишком мощный. Захлестывает вас обоих. Я другого объяснения не вижу. Мне поговорить с ним? Ой, не надо сразу в панику впадать! Не буду. Кстати, почему ты не возмущаешься, я ведь дважды назвал тебя Леной, а это имя — только для него?

— Потому что ты не назвал меня Леной.

— Правильно. Правильно, Приносящая надежду. В следующее Странствие возьмешь меня с собой?

— Обязательно. Куда я без тебя?

— Мне не место здесь, — тихо произнес Гарвин. Серебряная река отражалась в его глазах. — Мне кажется, ты действительно поняла, почему я хотел уйти. А теперь мне просто придется жить.

— Придется.

— Я могу присесть рядом с вами?

— О чем ты спрашиваешь, Владыка? — удивился Гарвин, тут же становясь самим собой. Надевая привычную маску. Лиасс сел с другой стороны от Лены.

— Он был эльфом, Гарвин?

— И что с того? — агрессивно спросила Лена. — Если бы эльфы не убивали своих, ты стрелу в спину бы не получил.

Лиасс молчал, молчал и Гарвин, и эта тишина становилась все тяжелее. Доносились издалека веселые голоса эльфов, кричали купающиеся дети, заливались птицы, шелестела трава, а они трое существовали как бы отдельно, в коконе пугающей тишины.

— Ты не имеешь права судить его, Владыка, — заявила Лена. — Даже в душе. Надо мной нет ни королей, ни магов, ни Владыки, а Гарвин — мой. Не ты ли уверен, что цель оправдывает средства? Так вот, мне нужен живой Гарвин, а не воспоминания о нем. Такой, какой есть. Язвительный, надменный, вредный, грубый и прямой. Некромант, черт возьми. Готовый взять жизнь и у эльфа. Когда ты поймешь, Лиасс, что кровь — это далеко не все? Разве братья Умо не предают ваши же принципы?

— Разве я сужу?

— А разве нет? Конечно, формально ты его не осудишь, хотя бы из-за меня. Но ты уже дал ему понять, что думаешь по этому поводу.

— Разве он этого не понимает? Аиллена, тебе нет нужды немедленно уходить отсюда и забирать его с собой. Гарвин всегда будет моим сыном. Любой. Кто помог тебе, Гарвин? Ты не смог бы нарисовать кольцо.

— Владыка! — рявкнула Лена. — Хватит!

— Милит не стал некромантом, Владыка, — устало сказал Гарвин. — И ни при каких обстоятельствах не станет. Да, кольцо начертил он, но