Принцип жизни полковника Гурова - [66]

Жители поселка почти сразу же после того, как властвование Паука рухнуло, выехали оттуда в массовом порядке. Как оказалось, они там тоже были на положении, по сути, тех же рабов. Большинство числятся в свидетелях, но есть и такие, кто может стать обвиняемым по очень серьезным статьям УК.

– Так что, мужики, за работу вам – спасибо! – с некоторой торжественностью в голосе завершил генерал. – Но на будущее знайте: работать надо строго в рамках закона!

– Да-а, Петро! В нашей «конторе» никак не соскучишься, – покачав головой, отметил Гуров. – Ты лучше скажи, в Журавске все на тормозах спускают или только часть того, что мы обнаружили?

– Кстати, кстати, кстати! – вскинув руку, подхватил Крячко. – Вчера в новостях показывали Журавск. Тамошний губернатор толкал речугу на каком-то совещании. Много «лил воды», много «вешал лапши» про всякие там «великие свершения», и – ни слова про мокровские события. Полез я в Интернет – ти-ши-на! В двух или трех местах маловразумительно «пукнули», что, дескать, да, что-то такое скверное в Мокрове было. Но теперь все хорошо, все налаживается… Там нового главу уже назначили?

– Назначили! – энергично кивнул Петр. – Теперь там… Как его? Фамилия такая заковыристая…

– Уж не Юноха ли? – смеясь, в порядке хохмы предположил Станислав.

– Точно! Юноха! – подтвердил Орлов. – А что такое? Он у вас вызывает сомнения?

– Какие, к черту, сомнения? – неожиданно вспылил всегда спокойный и невозмутимый Гуров. – Да он подельник и Хлямпикова, и Шаминского, и Топоркина… Твою дивизию! Да это просто б…дство высшей пробы! Ему сидеть надо минимум четвертак, а его – во главе района поставили!.. Я в шоке!..

– А ты знаешь, что его сынок совместно с младшими Хлямпиковым и Топоркиным для развлечения творили групповухи, в том числе и с малолетками, в том числе и совершая садистские убийства? – тоже вскипел Станислав. – Мы же тебе сообщили про парня, которого посадили по ложному обвинению. Насиловали и убивали – Хлямпиков и его кодла. А срок отбывает он! Ты хотя бы пальцем двинул, чтобы эту ситуацию хоть как-то исправить?

– Я сделал запрос… Но ответа пока еще нет, – сконфуженно ответил Орлов. – Мужики, заниматься этим случаем буду. Обещаю! Что касается Мокрова… Да, я согласен. По совести говоря, там нужно сажать, сажать и сажать. И не только в Мокрове. Надо и губернатора гнать в три шеи, и всю областную верхушку. И если бы только их! Вы же прекрасно понимаете, что тот же Паук – не какой-то там злодей-самоучка, который действовал сам по себе. Если бы! У него во властных верхах знаете какие были «прихваты»! Разговариваю недавно с одним крупным либералом. Он мне в глаза смеется и открытым текстом объявляет, что они все равно своего добьются, что сделают все возможное, чтобы нашу страну разделить на части. Это мыслимо?!

– Это что еще за козел? – сердито буркнул Станислав.

– Его вы, я думаю, уже не раз видели по телику… – нахмурился Орлов. – Он из тех, кто в Думе проталкивает «ювеналку», всякие поблажки для гомосеков, кто добивается отмены закона, запрещающего торговлю детьми, которая процветала под видом иностранного усыновления… И был бы он там в единственном числе! Там таких сук хватает. Они и покрывали все паскудные делишки Цуга и его подельников. Говоря конкретно по Мокрову, могу сказать, что оба Хлямпиковых в СИЗО. Старшему светит лет десять, младшему – восемь, Топоркину-младшему – шесть. Но это еще под вопросом! Топоркин-старший из прокуратуры уволен, но проходит как свидетель. Юноха-младший тоже пока в свидетелях.

– А Шаминский? – прищурился Гуров.

– Шаминский отправился следом за Пауком. Ему светило пожизненное, поэтому он покончил с собой в камере следственного изолятора. Каким-то образом смог достать себе иглу от одноразового шприца, ввел ее в вену руки и прямо ртом вдул туда воздух. Когда охрана прибежала, он был уже готов. Эмболия сосудов, и коронарных, и головного мозга.

В кабинете ненадолго повисла тишина. Побарабанив пальцами, Орлов неожиданно предложил:

– Если хотите, могу кое-что рассказать о главном фигуранте, о Цуге-Пауке. Случайно нашел человека, который знал его чуть ли не с детства. И вот он рассказал, что родился тот в начале пятидесятых, причем при весьма загадочных обстоятельствах…

Как явствовало из этого повествования, женщина, родившая Цуга, жила в глухом селе среди болот и была простой колхозницей. Жила одиноко – ее муж погиб на работе, детей у них не было. Как-то штормовой осенней ночью к ней в дом пробрался неизвестный, который совершил над ней насилие. Кто это был – установить так и не удалось.

Вскоре женщина поняла, что беременна. Хотела избавиться от ребенка и пошла к местной знахарке. Но та, лишь увидев ее на пороге, отчего-то очень испугалась и выпроводила из своего дома. А тут – то авралы на ферме, то начались полевые работы, и когда эта женщина поехала к врачам, оказалось, что все сроки уже упущены, и ей пришлось рожать. Когда в роддоме она впервые увидела ребенка, то пришла в ужас и хотела от него отказаться. Но врачи уговорили его оставить.

Пока Боря Цуг рос, его матери пришлось сменить несколько мест жительства. Свое родное село она покинула тем же летом по двум причинам. Во-первых, в те годы родить невесть от кого считалось большим позором. Во-вторых, к ней прилипло прозвище «топякова ухажерка». Увидев ребенка своей односельчанки, местные предположили, что родила она его от «топяка» – некоего мифического человекообразного существа, якобы живущего в болотных топях. Ее стали сторониться и чураться как прокаженной.