Принцессы, русалки, дороги... - [33]

...Сейчас, в 1981 году, готовя эту документальную повесть для печати, сожалею, что еще не были написаны в ту пору ни талантливая глубокая книга об Англии Всеволода Овчинникова «Корни дуба», ни тонконаблюдательная книга Ларисы Васильевой «Альбион и тайна Времени». Эти произведения современной прозы несомненно помогли бы артистам Большого в их творческой подготовке к общению с лондонскими зрителями...

Еще час прошел. И еще час прошел...

Видно, не везет мне на встречи с Англией! В прошлый раз Лондон предстал перед нами темным, хмурым массивом. На перроне вечернего вокзала, под частой сеткой дождя, смутно вырисовывались контуры легковых машин, ожидающих своих пассажиров. За вокзалом улицы не стали светлей. Тусклые окна магазинов. Незажженные, несмотря на поздний час, уличные фонари. Неужели в Лондоне в конце 1946 года все еще соблюдаются правила затемнения военного времени? — спрашивали мы себя тогда.

Возле предназначенного нам тогда отеля «Рембрандт» на одной из центральных лондонских улиц Бромтон-роуд стоял газетчик с висевшим на шее карманным фонариком. В кружке света видно было, что старик мог бы без грима сниматься в роли Бернарда Шоу — высокий лоб, иронический прищур глаз, белая овальная борода. Газетчик выкрикивал вечерние новости: некая миссис Пирс налетела в центре Лондона в темноте на почтовый ящик; некоему мистеру Брауну в ресторане подали к обеду сырого цыпленка; некая Джейн Милстоун не могла в потемках разобраться с подвенечным нарядом, порвала платье, потеряла брошку.

Наша женская делегация проявила тогда вполне понятное женское любопытство: в чем причина стольких злоключений? Тогда «Бернард Шоу» сообщил нам то, что, очевидно, не считалось новостью, так как продолжалось уже две недели: в Лондоне идет забастовка рабочих газовых предприятий.

Примечательно, что пресса освещала забастовку в аспекте ее влияния на жизнь рядовых англичан — браунов, пирс, милстоунов — вот, мол, как нарушают смутьяны ритм твоего благополучного быта, уважаемый сосед!..

Слякотным осенним утром 1946 года, в скверике, в районе Сити, я увидела спящих на скамейках людей. Один из них, молодой человек лет 25 в рваном комбинезоне и шарфе, который когда-то был пестрым, дремал сидя, другой растянулся во всю длину скамейки, третий съежился, стараясь, наверное, уместиться поудобней на узкой доске; четвертый, старик, поодаль вытирал лицо грязной тряпкой — утренний туалет! Когда я обратилась к нему, этот человек, одетый буквально в какое-то рубище, вежливо снял шляпу и изысканно поклонился.

— Да, мисс. Люди, спящие здесь, — безработные. Мы любим этот сквер: тут более удобные скамейки, чем в других местах. Лондон переполнен, ночлег дорог, приходится экономить... Впрочем, безработных сейчас в Англии немного — 372 тысячи из 20 миллионов рабочих. По данным на июль-август 1946 года. Эти данные должны радовать хорошего англичанина, мисс, даже если он попал в число «немногих»... А «немногим» наша демократия обеспечивает, как видите, спокойную старость на лоне природы... Для того чтобы пройти в Темпл, вам надо свернуть налево.

И грязный оборванный человек снова с улыбкой поклонился.

Я оглянулась на остальных трех безработных и встретилась взглядом с молодым человеком в комбинезоне, которого, очевидно, разбудили наши голоса. Он тоже вежливо приподнял шляпу, но на лице его, суровом и сосредоточенном, не было и тени улыбки. Он явно не хотел понять иронии моего собеседника-старика, он не был настроен юмористически.

...Наконец-то мы не в самолете, а в автобусах. Водители написали от руки на листках из блокнота: «Bolshoi» и прилепили листки к стеклам машин. Двинулись автобусы. За окнами — серое небо, покрывшее хмуро-зеленые поля. По обочинам дороги — группы местных жителей. Ярко-зеленая кофточка и желтая в серых зигзагах юбка, светло-коричневый костюм в светлую клетку, синяя куртка с желто-лиловым полосатым воротником, свитер голубовато-зеленый, свитер светло-коричневый, свитер белый. А лица кажутся почти одинаковыми. Может быть потому, что на всех лицах — приветливые улыбки.

Полисмен на обочине дороги: каменное черное изваяние с широченными белыми нарукавниками. Стоит, расставив ноги, руки в боки. Водитель головного автобуса добродушно указал полисмену на листок с надписью «Bolshoi». Каменное изваяние вдруг ожило, энергично махнуло рукой, улыбнулось.

Проезжаем какой-то город. То, что «какой-то», выясняется потом. Сначала, вспоминая литературные описания окраин лондонской столицы, мы восклицаем: «Лондон!» Потом еще какой-то город — Лондон? Нет! И еще какой-то «Лондон». Нет, это — Кливленд. И еще какой-то «Лондон»... Словом, Англия, кажется, состоит из многих «Лондонов».

И наконец, действительно Лондон! Заклеенные рекламами встречные автобусы и троллейбусы: кажется, будто на вас мчатся двухэтажные дома. На одних изображены громадные строгие глаза, как будто озирающие улицу, — реклама владельца оптического магазина. На других красуется смеющаяся корова — реклама мясных консервов. Встречаются нам поющие кошки — реклама фабрики граммофонных пластинок. Чертики, пляшущие на краю стакана, — реклама пива. Обилие реклам! Пропасть изобретательности вложена в них.