Принцессы, русалки, дороги... - [15]
Потом Миша заснул, и ему приснился такой страшный сон, от которого и в нем самом, и вокруг стало совсем холодно, а не жарко, как было недавно. Ему приснилась коробка «Конструктора». Но она была не желтая и синяя с ярко-красными буквами, а просто серая. Она была серая-серая, словно кто-то стер все краски большой серой резинкой-ластиком. И было очень страшно то, что она серая. И внутри были простые глупые железки, а не удивительные части строек.
Утром, когда Наталья подошла разбудить Мишу, она увидела, что сынишка не спит.
— Сегодня папа принесет... И ты построишь...
Она осеклась, встретив внимательный взгляд:
— Да, мама... Если он даже не принесет, — ничего.
— Папа принесет, — с усилием повторила Наталья, — он вчера не пришел, наверное, потому, что ему надо было сделать что-то очень важное. («Что может быть важнее, чем вложить свою, пусть даже небольшую лепту в детей, в их воспитание?» — подумала она.) А сегодня у тебя будет «Конструктор» и ты построишь лодку, грузовик, самолет. Все, что захочешь.
— Да, мама.
Он подумал, что и лодка, и грузовик, и самолет будут не настоящие, а просто для забавы таких малышей, как Ариша. Впрочем, наверно, надо показать сестренке, как игрушечно строить из глупеньких железок, надо, чтобы малыши забавлялись!
Миша шагал по широкому светлому коридору в толпе одноклассников, которые гордо несли коробки «Конструктора № 4». В дверях остановился, пропуская девочку-соседку по парте с ее ношей. Улыбнулся и, пожав тоненькими плечами как взрослый, вошел в свой второй класс «В».
СТЕННЫЕ ЧАСЫ
Он заставил себя отодвинуть стул и встать. Так, словно собрав волю в железный кулак, оттолкнулся от праздничного стола. От недопитого — да, недопитого — стакана водки. От знакомой, пронизывающей всего тебя, жажды. Усмехнулся: «подвиг!» Мысленно, конечно, дал эту оценку. Везде и всюду в жизни так: то, что для одного — обычное дело, для другого — подвиг. Тем более дружки уговаривали: «Завтра прямо отсюда пойдешь встречать, не нарушай компанию!» Однако он совершил свой подвиг!
Странно, что помогло не данное честное слово обязательно встретить. И не смутное видение того, как ей будет трудно на вокзале с чемоданами, в которых ее рисунки, рулоны бумаги, холсты, краски, бог весть что. (Смутное видение, ибо ему редко удавалось представить себе переживания другого человека, даже ее). И совсем не боязнь новой ссоры с ней помогла. И уж безусловно не ожидание сандалий и рубашки, хотя и не забыл он об обещанном подарке.
Помогло воспоминание. Одно из совсем немногих хороших воспоминаний, которые уделила ему Судьба. Можно сказать, самое лучшее. Другие хорошие были, но с неважнецкой концовкой каждое. Он даже приучил себя всегда ожидать худшего. Судьба умудрялась подмешивать ему в любую удачу каверзное «чуть-чуть».
В юности чуть-чуть не научился играть на гармони. В тот день, когда получил ее в подарок от отца, уходившего на фронт, завалило ее обломками в их домишке, сгоревшем под бомбежкой. Мастером спорта по теннису чуть-чуть не стал — проиграл смешанную парную, безусловно только из-за нервной партнерши! В туристский круиз по странам Европы чуть-чуть не поехал — опоздал с оформлением характеристики. Медаль за помощь партизанам чуть-чуть не получил — нужного документа не хватило; ехать из Москвы в Минск, добиваться, доказывать не захотел.
Каверза с медалью была самая занозистая. Не думал — не гадал, что через столько лет посулят представить к награде, а когда представили — как дурак забыл обо всех предыдущих каверзах Судьбы, обрадовался. И, хотя наружно никакого счастья старался не показать, наверно, было заметно. Потому что заново переживал он тот давний случай и на предложения дружков пойти обмывать будущую правительственную награду лишь то вытягивал шею, будто крайне удивлен чему-то, то вбирал голову в плечи — привычка еще с детских лет.
Не ахти какая важная потребовалась тогда от него помощь, однако факт, что надо было проявить смелость и смекалку. Он, Лешка Горелов, в 16 лет выглядел благодаря баскетбольному росту и спортивной мускулатуре на все 25. Белорусский городок, где он родился и вырос, был одним из тех, которые в гитлеровском окружении подпольно сберегли Советскую власть — от первого до последнего дня войны. Алексей Горелов весь 1941 год работал заведующим городским баром, в котором сохранились еще довоенные запасы. Глубокие ящики стойки партизаны приспособили под небольшой склад. Перед очередным немецким рейдом они решили забрать и провиант, и оружие, да запоздали. Немецкие офицеры уже расположились за столиками, угощались пивом и водкой и одобрительно разглядывали портрет Гитлера над слабо освещенной стойкой. А в комнате заведующего трое ничем не примечательных с виду парней советовались с Алексеем Ивановичем Гореловым, как отвлечь внимание противника и выполнить задание? Он сам и придумал, нашел решение.
Слегка покачиваясь — уже приучился в ту пору выпивать «для храбрости», — Лешка с двумя полными бутылками пива вышел на середину маленького зала и, завопив «Хайль Гитлер!», запустил бутылкой в портрет. Секунды ошарашенной тишины Лешка использовал, чтобы с тем же воплем швырнуть вторую бутылку в единственную лампочку — над стойкой. Он успел, прежде чем присоединиться к ребятам из отряда, лихо опроставшим ящики, захватить с ближайшего столика пару бутылок водки и запереть снаружи дверь в бар. В партизанский лес он уходил радостно, словно выбираясь из трясины — задымленной, пропитанной пиво-водочным перегаром. И подвигом свой поступок не считал, поскольку не трудно было ему выполнить то, что придумал. А если не трудно — какой же подвиг? Просто душевное удовлетворение! И вроде бы за отцовский домишко, сожженный гитлеровцами, отомстил, за отца, пропавшего без вести, за мать, погибшую в пожаре. Ну, и за гармонь... Стало быть, может, и правильно, что вмешалась Судьба со своим «чуть-чуть» и не получил он медаль за помощь партизанам...
