Принцессы Огненного мира - [11]

– Знаешь, эльф, сегодня стало известно, что наши войска сожгли Реаль-ди-Наль, вашу древнюю столицу. Как все радовались, что побеждают в этой войне… Глупцы! Это еще аукнется нам. Не пощадили никого! Впрочем, почти все защитники пали на стенах… Высший инквизитор самолично перерезал горло младшей наследнице. Никогда больше не засияют Алые башни. А я была там, эльф, незадолго до начала войны… Помню… все помню, хотя и было мне всего пятнадцать лет. Гримасы войны уродливы и беспощадны… но вы никогда не сдаетесь, и это правильно! Надо сравнять счет.

Пещеры эти были вовсе не пещеры, а заброшенная система искусственных гротов в паре лиг от громады Малого Королевского замка, где я коротаю последние годы. Подальше от сражений! Это глупость несусветная – прятать здесь эльфа, но больше-то негде! А если кто-нибудь вернется проверить приговоренного к смерти пленника? Я глянула на небо, где собирались тучи. Ловя губами первые холодные капли, улыбнулась. Дождь – это хорошо, скроет все следы, особенно этот первый осенний ливень… иначе моя безумная затея, как говорят на кухне, «накроется медным тазом».

Сумрачный ельник расступился, открывая изящную беседку, пристроенную к каменистому холму. Таща упирающуюся и нервно вздрагивающую лошадь за повод, мне удалось протиснуться в третью, самую нижнюю пещеру. В гроте, о радость, пыли и паутины было совсем немного. Зато был родничок, бьющий из стены в резную чашу. Избыток ледяной воды по желобку стекал куда-то в темноту. Сохранилась и кипа покрывал в углу, куда падал неяркий рассеянный свет. То, что осталось от моих детских игр десятилетней давности. Из узкой щели напротив входа ощутимо тянуло промозглым холодом. Там начиналась сеть пещер и щелей, уходящая глубоко под землю. Эту стену я лично расковыривала.

Эльф почти уже не подавал признаков жизни. У меня внутри все заледенело, когда пришлось снимать с него лохмотья, оставшиеся от одежды. Я всегда была несколько брезглива (королевская же дочь), но тут тошноту при виде ран и увечий и некоторое неуместное смущение перебила жгучая ненависть. Нельзя, нельзя такое делать, пусть даже с нелюдью, пусть даже война. Те чудовища сами, кто подобное творит, даже ради определения истины. А из эльфа пытками ничего не вытянешь, так что с ним просто забавлялись, спуская свою ненависть на подходящий и беззащитный объект. Где-то раны и ожоги были свежие, где-то – уже поджившие и затянувшиеся. Да, я немного разбираюсь в целительстве и врачевании. Это единственное, к чему у меня нашлись хоть какие-то способности.

Я промывала и промывала раны холодной родниковой водой. Руки начало ломить. А в углу скопилась изрядная красноватая лужа. Струйки розовой воды бежали по неровному полу тонкими ручейками. Пальцы на обеих руках эльфа были переломаны, ребра, похоже, уцелели. На ноги, где в открытых ранах тускло поблескивали кости, я вообще боялась смотреть. Хорошо, что здесь царит сумрак, иначе от полуобморочной принцессы было бы еще меньше толку. Я скорее теоретик. Покончив с промыванием, я осторожно перевалила бессознательное тело на сухие покрывала и отправилась наружу. Лошадь невозмутимо общипывала последнюю траву. Я сняла с седла сумку и отнесла в пещеры.

Копаясь в ней в поисках съестного, я всей спиной вдруг почувствовала это… Эльф, распластанный на старом тряпье, открыл глаза, силясь что-то сказать. И в его яростном, вполне осознанном взгляде плескалась такая ненависть! Почти материальная, она струилась и стелилась по пещере, клубясь черным туманом. В груди захолодело от страха… Слов нет, воздух встал в горле ледяным комом.

Это та самая легендарная эльфийская эмпатия, немалых войск стоившая нашим генералам. Искренние чувства, бьющие наотмашь по разуму. По ногам прошла судорога боли. Чужой… Развернувшись, я рухнула перед раненым на колени, рассадив их до крови какими-то осколками.

– Молчи, шпион, молчи и терпи. Я – не целитель, так что… все зависит только от тебя! – То и дело сглатывая, я попыталась выправить переломы. Вздрагивающая теплая плоть под пальцами неохотно поддавалась моим жалким усилиям. Открытые раны пришлось просто прикрыть оторванным подолом. Вроде получилось, но… – Сейчас время идет к вечеру, мне надо будет вернуться к ужину, а то хватятся, пошлют кого-то на поиски. Нам этого не надо… Ты лежи и, главное, не шевелись. Ведь кости должны срастаться ровно. Вы же стойкий народ, вот и терпи, не терзайся, не беспокойся. А переломы все равно фиксировать нечем. Я вернусь завтра утром, честное королевское.

Пока прикрывала камзолом и ветхим покрывалом израненное тело, я видела его глаза. Он мне не верил. Ни на грош! Да я его и не винила, потому как сама не знала, достанет ли у меня решимости вернуться.

Меня по-прежнему никто не замечал. И хорошо… Иначе как бы я стала объяснять свое позднее появление, по пояс в грязи, без шляпки и камзола, в обрывках юбки и драных лосинах? Хотя дождь и грязь сделали свое дело, смыв следы крови. И с меня, и с коня. Но сам до ужаса непрезентабельный вид? Конюх, которому я отдала несчастное животное, и горничная, отпаивавшая меня горячим вином, не в счет, с ними у меня отличные отношения. Они меня жалели, и им сошла сказка о неудачном падении. А вот кто-то облеченный властью и знанием, умеющий задавать неприятные вопросы, едва ли не обратил бы внимания на всякие мелочи. И на немаленький тючок, который я собиралась собрать.