Принцесса Володимирская - [9]

Когда в шесть часов утра на ясном розовом небосклоне подымалось чудное яркое солнце, позлащая серебряные вершины гор, в последний раз прошел через просыпающийся город ночной страж, выкрикивая:

– Все благополучно! Пробило шесть!

Старушка, прислушавшись к звучному напеву, невольно качнула головою. Было шесть часов утра, правда, но не все было благополучно, если не в городе, то, по крайней мере, в этой комнате.

Опытная Тантина, столько раз присутствовавшая при муках своих дочерей, предвидела еще яснее то, что сказывалось в ней накануне лишь одним предчувствием. И Тантина подумала про себя и с ужасом на сердце повторила слова молодой женщины:

– Бог мой, неужели же она должна умереть?!

И Тантина прибавила мысленно:

– Неужели же я должна вечно переносить только несчастье, вечно хоронить других – и своих, и чужих, – а сама обречена на одинокую, постылую жизнь!

Около полудня прохожие невольно останавливались под окнами того дома, где только что поселилась приезжая чужеземка. Душу раздирающие вопли слышались в этом доме, и прохожие разносили по городку странную весть. Так вот зачем приехала к ним, в Сион, незнакомка; или не успела она доехать домой и теперь поневоле одна, далеко от семьи?

В сумерки эти вопли прекратились, но зато в доме было смятение.

Уже давно был вызван городской врач, известный во всем околотке, но затем послали и за домашним врачом самого епископа, прося его на помощь.

Несколько пожилых женщин-соседок уже собрались в соседней горнице и предлагали свои услуги и свои советы бледной и растерявшейся Тантине. И действительно, не любопытство, а сострадание привело сюда эту кучку женщин.

Вечер, всю ночь до следующего утра провела молодая женщина в ужасных муках, затем в беспамятстве, ни разу не придя в себя, скончалась. Она отошла в другой мир, унося с собою тайну. И благодаря этой унесенной тайне вся жизнь новорожденной будет длинной, странной драмой с печальным концом.

Оба доктора вышли из дома; им было теперь нечего делать. Из всех женщин только две остались помочь Тантине одеть покойницу и озаботиться крошкой сиротой. Женщины разослали по городу на поиски уже не за доктором, а за кормилицей.

И теперь, когда простой, почти никому в Сионе нелюбопытный вопрос о жизни и смерти чужеземки был разрешен, возник более важный вопрос – как и кто похоронит ее и какой она веры; быть может, она язычница и епископ не позволит положить ее на сионском кладбище рядом с верными католиками.

Однако в тот же вечер епископ явился сам в пышной карете, в сопровождении своего вертлявого аббата. Но он приехал не поклониться покойнице, а для того, чтобы при помощи бургмейстера и членов местного магистрата описать все имущество и, наложив печати на сундуки, вновь уложенные чужими руками, отправить все в свой замок.

Тантине было приказано озаботиться ребенком, но поселиться с ним в другой квартире в ближайших домах к главным воротам епископского дворца.

Дальнейшею судьбою ребенка епископ обещал заняться, так как в руках его были некоторые сведения.

Покойную, как католичку, епископ дозволил хоронить по обрядам религии на сионском главном кладбище и даже вблизи самого храма, так как, обмолвился епископ, надо ожидать от родных чужеземки великолепного памятника над ее могилою.

С похоронами, конечно, поспешили, и не прошло двух дней, как через весь город провезли черный гроб никому не известной в городе покойницы. И, быть может, именно поэтому весь город сплошною толпою проводил тело таинственной чужеземки до ее последнего пристанища.

Сразу за гробом шла Тантина. Немного дней знала она несчастную, а между тем теперь она была единственным близким человеком на этих странных похоронах.

Когда Тантина после полудня вернулась с кладбища в новую квартиру, где звонко кричал сильный и здоровый ребенок, то у старушки была уже новая, удручающая ее забота. Она боялась теперь всеми силами своей души, что ее вдруг приказом епископа или приказом людей, близких к новорожденной, разлучат с этим маленьким существом, которое Тантина в несколько часов успела полюбить так, как любила когда-то своих новорожденных внучат. И даже более. Те маленькие существа бывали при рождении окружены большой семьей, а это крошечное существо покуда одиноко на свете.

И Тантина была убеждена, чувствовала, догадывалась, что вся родня этой крошки никогда не отнесется к ней так же, как она, чужая ей, но видевшая близко последнюю минуту ее матери. Она приняла ребенка на руки в то самое мгновение, когда одна душа явилась в этот мир, быть может, на одни страдания, а другая душа отлетела в иной мир на вечный покой.

VII

Прошло шесть месяцев после события, о котором немало толковали сионцы и немало с тех пор вспоминали про него.

Кроме того, обитатели мирного города поневоле интересовались судьбою малютки, поселенной близ епископского замка.

Как ни осторожен, ни скрытен был кардинал, а все-таки раза два обмолвился насчет покойной и новорожденной, и теперь через честолюбивого аббата знал весь Сион, что епископ списывается с важными сановниками далекой страны: одни называли чешское, другие – польское королевство. Весь город знал, что покойная была аристократка, и весь город ожидал с недели на неделю, из месяца в месяц развязки таинственного события.