Принцесса специй - [40]

Она запнулась.

Я знаю, что мне следовало бы сказать. Мудрейшая твердила нам это тысячу раз:

— Вы приходите в мир со своей судьбой, она дана вам с рождения. Вам не кого за это винить.

Но не такие советы нужны Гите, сейчас все старые истины расходятся с ее песней.

Специи, я знаю, у меня нет права вас просить, но, прошу, направьте меня.

Мои слова уносит горячий песчаный ветер, минуты падают в молчании свинцовыми каплями.

Что я должна делать?

Затем она говорит:

— И зачем он вас послал, скажите на милость?

Она посмотрела на меня, наморщив бровь, как будто бы продолжая тему. Однако ее глаза больше не омрачены ненавистью.

— Да ни за чем, — поспешила я ответить, — просто сказать тебе, что злые слова, подобно жужжанию пчел, часто мешают распознать мед. Просто увидеть тебя, так, чтобы я могла, вернувшись, засвидетельствовать: «Не беспокойтесь, она в порядке».

— Не знаю, не знаю, — она судорожно вздыхает всем телом. — Я пью таблетки каждый вечер и все равно не могу уснуть. Диана уже всерьез забеспокоилась. Она говорит, надо к кому-то обратиться, может быть, сходить к психиатру.

— Диана?

— А, я же не могу поехать жить к Хуану. Не могу из-за мамы и папы. К тому же и для наших с ним отношений это не очень хорошо, я сейчас вся на нервах и все такое. Поэтому я позвонила Диане, она моя лучшая подруга с колледжа, и она сказала, что, конечно, я могу пожить у нее, сколько хочу.

Благодарное чувство ослабило какой-то зажим в моих легких, так что я снова смогла вздохнуть.

— Гита, ты очень разумная девочка.

Она пытается сдержать улыбку, но ясно, что ей приятны эти слова.

— Хотите посмотреть его фотографию? — спросила она и аккуратно протерла оловянную рамку, стоящую на ее столе, краешком своего синего рукава. Передала мне.

Серьезные глаза, черные гладко причесанные волосы, рот, который выдает мягкость, несмотря на взрослое выражение. Рука обнимает ее немного неловко, как будто он не может еще поверить своему счастью.

— Он тоже выглядит очень интеллигентно.

Теперь она улыбается открыто.

— Он гораздо умнее меня. Представляете, он из баррио,[85] поступил в колледж со стипендией, закончил отличником. Но такой скромный, от него самого ничего этого не узнаешь. Я просто уверена: если бы папа с ним поговорил, он бы сразу понял, какой он замечательный.

— Может, приведешь его как-нибудь в магазин, я тоже бы с ним поболтала.

— Обязательно приведу. Уверена, ему у вас понравится. Он интересуется индийской культурой, и особенно кухней. Я каждый раз готовлю ему что-нибудь индийское, когда прихожу к нему в гости. Вы же знаете, в мексиканской кухне используется много тех же самых специй, что и у нас…

Внезапно она замолчала. Гиту так просто не сбить с толку. Она смотрит прямо на меня огромными, как озера, глазами — в них мое лицо.

— Постойте, теперь я вспомнила. Дедушка говорил, что вы умеете колдовать.

— Старческие фантазии, — парирую я.

— Ну, не знаю, — протянула она, — вообще дедушка такие вещи чует, — она еще с минуту меня изучает. — Ладно, что если даже так. Вы мне не кажетесь злой. Как-нибудь скоро я приведу к вам Хуана, может быть, даже на следующей неделе.

— На следующей неделе? Хорошо, — я поднимаюсь. На данный момент я сделала все, что могла, хотя впереди еще ждет много трудностей. — Вот смотри, тут я тебе принесла кое-что.

Я разворачиваю свой сверток, вынимаю бутылочку с пикулями манго в горчичном масле, куда я добавила метхи, который помогает залечивать раны, и ада, который прибавит мужества, когда необходимо сказать «нет», а также амчура для принятия правильных решений.

Она подносит бутылочку к свету лампы, та отсвечивает красно-золотистым.

— Спасибо, это мои любимые. А вы, конечно, об этом знали, — в ее глазах мелькнул озорной огонек, — и, конечно, добавили туда какую-то магию?

— Магия — в твоем сердце, — возразила я.

— Но вообще, если серьезно, спасибо, что пришли. Мне стало гораздо спокойнее. Послушайте, давайте я провожу вас вниз.

В вестибюле она крепко меня обнимает. Руки Гиты, спустившейся со своих мерцающих высот, обхватывает меня, словно крылья. Она кладет что-то в мою ладонь.

— Может быть, у вас будет возможность — ну, если вдруг они случайно зайдут в магазин, — показать им; и скажите также, что мы с Хуаном не живем вместе, — на моей щеке на миг расцвела роза от ее горячего поцелуя. — А вот мой номер, ну мало ли что, просто на всякий случай.

Во мне рождается план, как шорох расправленных крыльев.

Я все это передам ее деду, когда он придет в следующий раз — и номер, и фото — и скажу, что дальше делать.

На пути назад в автобусе мои плечи горели и искрились, там, где их коснулись ее обнимающие руки. Кожа на моем лице обожжена там, где она выдохнула без слов свое желание: сделай так, чтобы те, кого я люблю больше всего, полюбили и друг друга. Мои глаза слепит при взгляде на фотографию: два столь юных влюбленных создания улыбаются мне с мучительной верой, так, будто я могу все поправить, я, Тило, которая сейчас в гораздо большей беде, чем грозящие вам когда-либо.

Я просыпаюсь — и она сидит у моего изголовья, в магазине темно, и только неизвестно откуда исходит голубовато-зеленое свечение и запах масла гибискуса, что она иногда разрешала втирать в свои волосы. Это Мудрейшая сидит, положив ногу на ногу, очень сильно ссутулившись, как будто что-то давит на нее слишком тяжелым, невыносимым грузом, моя ли жизнь, ее собственная — не знаю. Шрамы на ее руках горят огненными полосами на иссохшей коже. Я было отпрянула в испуге, но потом застыла, потому что на ее лице не было никаких признаков гнева, а только печаль. Невозможно глубокая, как дно морское. И внутри меня что-то как будто выкручивается, как будто выжимают мокрое белье до последней капли.