Принцесса на вечеринке - [5]

— Извини, но я не знаю никакого Джона Пола Рейнольдса-Эбернети Четвертого. И, если честно, то меня беспокоят проблемы посерьез­нее, чем вопрос, достанется тебе остров или нет, — заявила я. — Дело в том, что я обанкро­тилась.

Бабушка просияла. Она обожает говорить о деньгах. Потому, что разговоры о деньгах очень часто переходят в разговоры о шоппин­ге, а шоппинг — ее любимое увлечение, если не считать питья «сайдкара» и курения. Бабуш­ка просто счастлива, когда ей удается делать все эти три вещи одновременно, К несчастью для нее, новый закон, который она считает фашист­ским, ограничивает курение в Нью-Йорке, и единственное место, где она может пить, ку­рить и одновременно делать покупки, — это ее дом. Как вы понимаете, ей приходится делать покупки через Интернет,

— Амелия, ты хочешь, чтобы я что-то тебе купила? Что-нибудь чуть более модное, чем эти ужасные армейские ботинки, которые ты упор­но продолжаешь носить, несмотря на мои заве­рения, что они не улучшают форму твоих икр? Может быть, ты хочешь те очаровательные туф­ли из змеиной кожи от Феррагамо, которые я тебе недавно показывала?

— Бабушка, ты не поняла, это не я лично обанкротилась, — сказала я.

Хотя на самом деле я тоже банкрот, потому что мне выдают всего двадцать долларов в неде­лю и из этой суммы я должна платить за все развлечения. Так что моих карманных хватит на один поход в кино, если купить и газиров­ку, и конфеты с Гингко билоба. Чтобы мой папа предложил МНЕ кредитку Америкэн Экс­пресс... да упаси бог!

Правда, если судить по тому, что получилось из покупки контейнеров для перерабатываемых отходов, папа, наверное, прав, что не до­веряет мне неограниченный кредит.

— Я имею в виду, что обанкротился студен­ческий совет средней школы имени Альберта Эйнштейна, — пояснила я. — Мы растратили весь бюджет за семь месяцев вместо десяти. Ц теперь у нас большие проблемы, потому что мы должны были платить за аренду Элис-Талли-холла, где в июне будет проходить церемо­ния вручения дипломов старшеклассникам. Но мы не можем заплатить, потому что у нас вооб­ще не осталось денег. И это означает, что мне предстоит умереть — вероятнее всего, долгой мучительной смертью — от руки Амбер Чизман, которая в этом году должна выступать с прощальной речью на выпускной церемонии.

Я понимала, что в какой-то степени рискую, признаваясь во всем этом бабушке. Потому что наше банкротство — это большой секрет. Лилли, Линг Су, миссис Хилл и Ларе все вместе поклялись под страхом смерти никому не рас­сказывать о том, что казна студенческого сове­та пуста — до тех пор, пока огласки уже нельзя будет избежать. Мне сейчас только импичмен­та не хватало!

Ясное дело, Лана Уайнбергер двумя руками ухватится за малейший шанс избавиться от меня как от президента студенческого совета. А ее папа, глазом не моргнув, выложил бы пять тысяч, если бы думал, что это поможет его дра­жайшей доченьке.

А мои родственники? Да ни за что.

Но всегда есть шанс — знаю, малюсень­кий — на то, что бабушка мне как-нибудь по­может. Она это уже делала. Мало ли, вдруг она училась с Элис Талли в одном колледже и они были лучшими подругами? Может, ей достаточ­но снять трубку и сделать один телефонный звонок, и я смогу снять Элис-Талли-холл забесплатно!!!

Только глядя на бабушку, не скажешь, что она собирается в обозримом будущем сделать ради меня хотя бы один звонок.

— Полагаю, ты потратила все деньги на без­делушки и мишуру, — сказала бабушка, не то чтобы совсем неодобрительно.

— Если под безделушками и мишурой — у меня вдруг мелькнула мысль, что, может, ба­бушка начала заговариваться и надо срочно вызвать горничную, — понимать двадцать пять суперсовременных контейнеров для перераба­тываемых отходов с разными отделениями для бумаги, банок и бутылок и встроенным измель­чителем мусора, не говоря уже о наборах для электрофореза для школьной биологической лаборатории, ни один из. которых я не могу сдать обратно — я уже интересовалась, — тог­да мой ответ «да»,

Казалось, бабушка мной очень разочарована. Сразу видно, что она считает контейнеры для перерабатываемых отходов пустой тратой де­нег. И это я еще ни словом не заикнулась об истории с наклейками.

— Сколько тебе нужно денег? — поинтере­совалась она обманчиво небрежным тоном.

Стоп! Неужели бабушка собирается совер­шить немыслимый поступок — предложить мне ссуду?

Нет, этого просто не может быть,

— Немного. — Я понимала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Всего пять тысяч.

На самом деле пять тысяч семьсот двадцать восемь долларов — ровно столько, сколько Линкольновский центр запрашивает со студен­ческих общин за аренду Элис-Талли-холла на тысячу мест. Но я не собиралась вдаваться в подробности. Если бы бабушка выложила пять тысяч баксов, оставшиеся семьсот двадцать во­семь я бы где-нибудь раздобыла.

Но, увы, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Бабушка спросила:

— Интересно, а что делают школы в такой ситуации, ну, когда им нужно быстро раздо­быть деньги?

— Не знаю.

Я была подавлена и ничего не могла с собой поделать. К тому же я врала (ха, что в этом но­вого?), потому что я отлично знала, как посту­пают школы, если им срочно нужны деньги. После того как Линг Су потрясла нас всех за­явлением о состоянии нашего банковского счета, мы обсуждали этот вопрос на заседании студенческого совета, причем очень долго.