Принцесса Иляна - [24]

Маргит как-то обмолвилась, что венценосный кузен просто хотел подольше насладиться лаврами победителя, и, судя по всему, она оказалась права, однако придворные Матьяша да и простые подданные охотно воздавали своему монарху новые и новые почести. Победа в войне даёт повод для гордости всему государству, так что люди, чествуя короля-победителя, напоминали самим себе, что живут в великой стране, и им тоже было приятно.

Как же всё изменилось! Илона помнила те времена, когда про её кузена никто ничего не слышал, а теперь все только и повторяли его имя. Даже собор Божьей Матери на главной площади Верхнего города теперь назывался собором Матьяша, а всё потому, что кузен пристроил к этому собору колокольню и подновил всё здание, после чего собор заново освятили — в честь небесного покровителя Матьяша, апостола Матфея.

Казалось бы, в этом не было ничего плохого, но король мог бы вести себя и поскромнее. Мог бы... но, увы, он любил восторженное внимание. Это все знали, и пользовались этим. Очередной стих о Его Величестве, портрет, статуя или что-то другое — каждый служитель искусств, принятый при дворе, понимал, что эти вещи окажутся щедро оплаченными, поэтому старался по мере сил и таланта, а Илона думала: «Пусть Матьяш слегка тщеславен, но ведь его любят. Значит, не так уж всё плохо».

Она думала об этом и те минуты, пока венценосный кузен спешивался, а затем поднимался по ступеням крыльца навстречу матери. Королевская свита оставалась у нижних ступеней, и Илоне вдруг вспомнились слова старшей сестры о предполагаемом женихе и о том, что он сейчас может находиться при Матьяше.

«Кто-то из этих разодетых мужчин посватается ко мне?» — эта мысль показалась нелепой и даже неприятной. Одно дело — наблюдать за жизнью двора со стороны, и совсем другое дело — идти под руку с напыщенным вельможей или самодовольным щёголем и делать вид, что счастлива. Нет! Издалека эти люди, всецело озабоченные своим общественным положением, казались милыми и даже забавными в своей суете, но вблизи смотреть на такого человека каждый день, называть мужем и исполнять то, что он требует... «Нет, нет и нет. Я замуж не выйду», — повторяла себе двоюродная сестра короля.

* * *

Илона, склонившись над круглыми пяльцами, которые держала в левой руке, сидела на табуреточке в покоях тёти Эржебет и вспоминала вчерашний день: «Почему я решила, что Маргит права? Глупости. Не будет никакого жениха. Волноваться нечего».

Перед глазами мелькали картины вчерашнего праздника, устроенного в честь возвращения короля: торжественный обед, во время которого было объявлено о помолвке Матьяша с неаполитанской принцессой, а затем состоялось состязание поэтов, сходу сочинявших оды по случаю данного события. Смутно вспоминались лица придворных из королевской свиты — вполне молодые лица. Кузен Матьяш, которому было чуть за тридцать, старался окружать себя людьми нестарыми, и, наверное, поэтому Маргит решила, что среди них есть кто-то, кого Матьяш прочит в мужья своей двоюродной сестре.

Перед началом застолья Его Величество немного поговорил с Илоной, назвал милой кузиной и сказал, что она совсем не изменилась с тех пор, как они виделись пять лет назад. Ни о чём серьёзном речь не заходила. Король даже не спросил, подумывает ли Илона о новом замужестве, поэтому она, сидя в покоях тёти и вспоминая вчерашний день, повторяла себе: «Всё глупости. Маргит ошиблась».

Рядом на скамеечках сидели придворные дамы из свиты Эржебет и тоже вышивали, но пяльцы у этих вышивальщиц были не как у Илоны, а внушительного размера, с напольными подставками, предназначенные для большого куска материи.

Это не являлось случайностью, ведь женщины, много дней проводя в покоях матери Его Величества, имели достаточно времени, чтобы вышить нечто серьёзное. Лишь Илоне дали небольшой платочек, чтобы она успела закончить рисунок и показать тёте до того, как уедет в Эрдели.

Сама же тётя сидела в кресле и рассеянно наблюдала за чужой работой. У матери Его Величества, разменивавшей седьмой десяток, пальцы стали уже не такие ловкие, поэтому она не брала в руки иглу, а возле ног Эржебет, на подушках, разбросанных по коврам, сидели четыре совсем юные особы, освобождённые от вышивания совсем по другим причинам.

Та из юных красавиц, что сидела ближе к окнам, читала вслух житие Франциска Ассизского, на венгерском языке, и даже разрумянилась от усердия. Три остальные слушали о христианских подвигах святого и занимались кто чем: одна играла с кошкой, пытавшейся поймать кончик золотого шнура, а две другие слушательницы перешептывались.

Именно про этих четырёх особ говорила Маргит, когда рассказывала сплетню о новой любовнице Матьяша. Правда, старшая сестра так и не сказала, которая из девиц удостоилась внимания короля, но Илону это не очень занимало. К тому же, могло статься, что Его Величество окажется непостоянным и сменит одну из четвёрки на другую.

Четыре юные красавицы были совсем не родственницы друг другу, но имели схожие черты лица, будто сёстры. Очевидно, за долгие годы старая госпожа Эржебет успела вплоть до мелочей изучить, что именно нравится её сыну, и нарочно окружала себя такими особами.