Принцесса Анита и ее возлюбленный - [39]

— Не вздумай в подъезд сунуться.

— За кого меня принимаешь, танкист?

…Трехэтажный дом в Сиреневом переулке, где Никита второй год снимал квартиру и куда так и не решился пригласить Аниту, был построен после войны по проекту какого-то, без сомнения, полоумного архитектора и возведен как бы сразу в трех измерениях. Одним боком навис над крутым спуском к бензозаправочной станции на улице Генерала Довлата, фасадом выдвинулся на шоссе, а задней частью опирался на два волнообразных холма, прозванных Верблюжьей горой. Окна квартиры выходили аккурат на эту гору, поэтому в комнате всегда было сумеречно, как в колодце. Чудилось, что при малейшем подземном толчке дом опрокинется навзничь, как спичечный коробок, но прошло уже больше пятидесяти лет и ничего подобного не случилось, хотя толчки бывали. После принятия Земельного кодекса выяснилось, что здание давно принадлежит некоему немецкому инвестору по имени Иосиф Розенфельд, который сдавал его поквартирно внаем. Входная дверь в подъезде была снабжена электронным кодом, с которым любой ялтинский пацан справлялся с помощью крышки от пепси-колы.

Никита прибыл на место в двенадцатом часу и подобрался к дому сзади, спустившись в кромешной тьме по узкой тропинке с Верблюжьей горы. Рисковал сломать себе шею, но это был единственный способ проникнуть в дом незаметно.

В несколько бросков он одолел пожарную лестницу и поднялся на крышу. Чердачный люк был замкнут снаружи на длинный железный штырь, который он сам туда и засунул. Прежде чем попасть на чердак, Никита подполз к краю крыши и свесил голову вниз. Узкая булыжная мостовая, где двум легковухам не разъехаться, освещенная двумя тусклыми фонарями, сразу за домом резко сворачивала и уходила вниз, в сторону однотипных дачных коттеджей, утопающих в пышных палисадниках. У Никиты нехорошо забурчало в желудке. Сколько хватало обзора, все было пусто и тихо; но для курортного города, такого как Ялта, полночь не такое позднее время, чтобы вся жизнь замерла. Интересно, сколько людей понадобилось, чтобы заблокировать наглухо уголок праздничного, гомонящего ночи напролет, танцующего и поющего, пьющего и совокупляющегося курорта? Превратить его в мертвую зону. И где они так искусно прячутся: сигаретка не вспыхнет, не щелкнет затвор и ни один лист не дрогнет на деревьях?

Никита вскарабкался к чердачному люку, вытащил затвор из петель, сдвинул массивную чугунную крышку и скользнул вниз, в темное, душное пространство. Ощутил под ногами скрипучие подгнившие доски и, сориентировавшись по блеклому квадрату оконца, добрался до бетонной балки, поддерживающей крышу. Старался не шуметь, но в гулкой тишине даже малый звук уподоблялся миниатюрному взрыву. В одном из картонных ящиков, под грудой тряпья нашарил веревочный брус, оснащенный металлическим трезубцем.

Быстро вернулся обратно на крышу, закрепил трезубец за стояк и опустил веревочный конец вдоль стены дома, выходящей к Верблюжьей горе. Отсюда до окна в квартиру два с половиной метра, но когда он встанет на оконный карниз, то на несколько секунд окажется в самом уязвимом и беспомощном положении, какое только можно представить. Если в квартире его кто-то подстерегает… Надежда лишь на то, что бандиты ждут его в подъезде, где много удобных для расправы мест — и внизу у почтовых ящиков, и на лестничной клетке. Это разумнее, чем взламывать железную дверь на восьми пластинах, рискуя привлечь внимание соседей. Кому нужна огласка и лишние трупы. И все-таки Никита мешкал, как ему показалось, целую вечность.

Интуиция подсказывала: плюнь, уходи, пока цел. Черт с ними с деньгами, документами и оружием, хранящимися в обувном ящике в коридоре. Надо же, удумал тайник.

Он доверял своему чутью, но в этот раз приходилось им пренебречь. Деньги (пусть не такие большие, около десяти тысяч долларов) и документы — паспорт, военный билет, а также просроченное, но убедительное удостоверение сотрудника ГРУ — нужны ему позарез. Без них не выбраться из страны на свидание с суженой. Конечно, документы можно восстановить. Но потребуется время, возможно, две-три недели, откуда оно у него?

Вздохнув, он скользнул по толстой веревке, укрепился на карнизе, толкнул неплотно прикрытую форточку, скинул внутренний крючок, удерживающий фрамугу, распахнул окно и спрыгнул на пол. На все эти действия, многажды отрепетированные, затратил не больше десяти секунд. Прижавшись напружиненным телом к стене и втянув ноздрями воздух, он ощутил присутствие в квартире чужих людей так же отчетливо, как если бы увидел их в ярком свете. В комнате висел кислый запах звериного пота.

Еще можно было, пока его не обнаружили, с подоконника взлететь на крышу и обрести возможность для маневра, но это было лишь теоретическое размышление, не более того. В предвкушении близкой схватки зрение у него прояснилось, обрело кошачью ночную зоркость, и волосы на затылке шевельнулись с сухим треском. Он нагнулся и достал из-под кровати плотницкий топорик с короткой рукояткой. Потом переместился к закрытой двери, попутно подцепив ногой и опрокинув стул.

Ждать пришлось недолго, дверь приоткрылась, в нее бесшумно скользнула полусогнутая человеческая фигура с вытянутой рукой. Никита махнул топориком, опустил обух на череп призрака. Раздался характерный звук разрываемых костных тканей, фигура осела, но прежде, чем улеглась, Никита выдернул у нее из руки пистолет. В следующую секунду сам упал на пол ящерицей и скользнул через порог. В темноте вспыхнули желтые звездочки, над головой прожужжали металлические пчелки, и он, упершись локтем, ответил тремя выстрелами подряд. Ужасный, звериный вопль заполнил всю квартиру, разрывая ушные перепонки. Никита перекатился к дивану у правой стены, ни на мгновение не расслабляясь, пытаясь определить, где противник. Дальше произошло что-то невероятное. Одновременно со вспышкой люстры он увидел, как на него падает что-то вроде платяного шкафа, успел дернуть спусковой крючок, и шкаф обрушился на него. Вмял в пол. Расплющил и вырубил из реальности. Наверное, в отключке он пробыл недолго, может, минуту-две, но, когда очнулся, обстановка чудесным образом переменилась. Знакомая гостиная, где он провел в кресле возле телевизора много тихих спокойных вечеров, покачивалась, как плотик на волне; прямо перед ним на стуле сидело волосатое, косматое чудище в желтой рубашке и разглядывало его с любопытством оловянными глазами. Чудище, по всей видимости, было ранено, потому что болезненным жестом прижимало к животу одну руку, во второй держа черный ствол. Заметив, что Никита очнулся, чудище радостно осклабилось: