Принцесса Анита и ее возлюбленный - [13]

Однако действительность опровергла его рабочие гипотезы. На третий день под вечер в палате возник лекарь Митяй Иванович, пожилой, полупьяный, похоже, от природы мужик с разноцветными глазами разной величины. Один глаз крупный, зеленовато-серый, второй, поменьше, голубой и со слезой. Сердобольный человек, сочувствующий всем сирым и убогим, уловленным в узилище. Днем он делал Никите перевязку, ковырнул в ране и утешительно заметил, что не загноилась и затягивается. Потом они выкурили по сигарете (Никита не курил, держал зажженный чинарик в руке за компанию), и лекарь, недавно принявший утреннюю дозу спирта и пребывавший в угнетенном настроении, как после акта любви, ни с того ни с сего рассказал Никите, как у него разрывается сердце, когда видит страдания людей, оттого и не может удержать слез. В ответ Никита сказал, что еще больше, чем люди, страдают животные, потому что они даже не могут объяснить, где и что у них болит. На том и расстались. Обыкновенно Митяй Иванович после утреннего обхода исчезал до следующего дня, а тут вдруг объявился со шприцем в руке, раскрасневшийся и насупленный.

— Чего это? — удивился Никита. — Мне обезболивания не требуется, Митяй Иванович. Как-нибудь потерплю.

— Антибиотики, — сказал лекарь, уставясь в пол. — Надо поколоть, чтобы воспаления не было.

Совсем нетрудно было догадаться, какой антибиотик у него заряжен.

— Может быть, не надо? — спросил Никита со значением. — Может, организм сам справится?

Надеялся — в последнюю минуту незадачливый самодеятельный киллер одумается. Жалко его было. Хороший человек, сострадательный к людскому горю, а все же польстился на легкий приварок. Наверное, ему втолковали, что Никита все равно списанный с рыночного поля игрок, а так даже гуманнее, укольцем. Бедолага и уши развесил. Наложилось, конечно, и то, что тюремные медики, наглядевшись всякого, человеческую жизнь оценивают примерно так же, как террористы при захвате заложников.

— Не обойдется, нет, — пробурчал, потупясь. — Подстраховаться положено по науке.

— Антибиотик какой-то мутный, — продолжал увещевать Никита. — Как он хоть называется?

У лекаря порозовело одно ухо, из голубого глаза капнула слеза.

— Хороший антибиотик, ты чего? Импортный. Получаем как гуманитарную помощью для чахоточных. Заголяйся, милок, чего тянуть.

Делать нечего, вместо того чтобы заголиться, Никита вырвал у лекаря шприц, поймал его за грязный халат.

— А вот сперва для пробы тебе кольнем, Митяй Иванович. Для профилактики.

Лекарь рванулся и чуть не упал, Никита его не держал крепко. С перекошенным от ужаса лицом, вереща и прихрамывая, засеменил к двери. Исчез и даже не оглянулся ни разу, несчастный наемник.

Никита капнул из шприца на тыльную сторону ладони и уловил знакомый приятный запах миндаля. Холодно усмехнулся. Вторая попытка в сравнении с первой выглядела фарсом.

7

На другой день после обеда, когда Никита дремал после миски наваристого, с тухлятинкой тюремного борща, за ним пришел стражник, чтобы отвести на допрос. Идти предстояло в основное здание, через двор, и Никита уперся. Сказал, что не пойдет, пока не дадут какую-нибудь одежду.

— Ты что, служба, — объяснял с пылом, — я весь проколотый, а там ветрила, снег, куда я пойду в бумажной рубахе? Простудиться чтобы? Дай чего-нибудь сверху накинуть, будь человеком.

Стражник, молодой, недавно из срочников, хлопал глазами, не знал, что делать, но не злился. Наконец кликнул санитарку Дуню, и та принесла короткий засаленный халатик, судя по множеству рыжих и черных пятен, свой собственный. Никита затянул потуже поясок, и они пошли. Плечо в тот день уже почти не ныло и начало почесываться.

Стражник привел его на первый этаж, на административную половину. Перед одной из дверей остановился, сказал:

— Заходи.

Посередине небольшой комнаты с зарешеченным окошком стоял стол и два привинченных к полу табурета. На одном сидела дознавательница Елена Павловна, курила и улыбалась. Когда Никита ее увидел, то ощутил в груди толчок.

— Присаживайтесь, Никита, — пригласила Елена Павловна домашним голосом. — Как себя чувствуете?

Никита уселся, облизнул пересохшие губы:

— Спасибо, хорошо. А вы как?

— Я к чему спросила. Вы всякие ужасы рассказывали, а видите, ничего не случилось.

— Да, пока все спокойно, — согласился Никита. — Не считая того, что хотели усыпить как ящура.

Ее глаза затуманились.

— Вы очень ироничный молодой человек, Никита. Не могу понять, когда шутите, когда говорите серьезно.

— Я никогда не шучу.

Елена Павловна затушила сигарету в пепельнице и тут же достала новую.

— Не хочешь покурить?

— Я не курю.

— Ах да… И не пьете?

— Очень мало и редко.

Она тянула, медлила, не начинала допрос — и сердце Никиты гулко бухнуло в ребра. Он робко поинтересовался:

— Вы сделали то, о чем я просил, да, Елена Павловна?

Улыбка сошла с ее лица, в голодных глазах вспыхнули оранжевые искры.

— Представьте себе, сделала, хотя это было нелегко. Тут есть одна деталь, о которой вам следует знать.

— Какая?

— Я лично поручилась за вас. Есть такая новая форма — поручительство за подозреваемого. Плюс к денежному залогу.

— Что это значит?

— Это значит, если вы нарушите договоренность, у меня будут большие неприятности.