Принц воров - [7]

— Ярослав… — скорее прочел по губам Святого, чем услышал его голос, Корсак.

И что-то… шевельнулось в нем, заставив растечься внутри странному, необъяснимому теплу. По мере распространения этого загадочного тепла Слава чувствовал, как заражается еще одним, странным и совершенно уж необъяснимым чувством к этому человеку. Кажется, это была жалость…

Приблизившись, Слава положил руку на плечо одного из сидящих перед одром Святого бандита и довольно бесцеремонно отодвинул его.

— Я боялся, — тихо проговорил Святой, и было видно, с каким трудом дается ему каждое слово, — что они не успеют или ты им не дашься… — на губах его промелькнула — не может быть! — улыбка! — Значит, все-таки у них получилось…

— У них получилось только потому, что наверху были моя жена и сын.

— С ними все будет в порядке, — поспешил пообещать, опережая очередной приступ боли, пан Тадеуш. — Не волнуйся, сынок…

— Он завалил Крола, — сообщил тот, кто под напором сильной Славиной руки вынужден был встать.

Информация шла по этому дому быстрее людей. Корсак всего на минуту задержался по воле ведущего у одной из дверей, и этой минуты хватило, чтобы о подробностях захвата узнали все, кому такая информация интересна.

— Крол уже давно напрашивался, — поморщился то ли от боли, то ли от гнева Святой и сделал знак, чтобы ему приподняли подушку.

— У Самосада губа разорвана, — добавил тот, что привел Корсака.

— Помнишь, в прошлом году я ему обещал пасть порвать? — терпеливо ожидая, как лекарство перейдет из шприца в вену, напомнил пан Тадеуш забывчивому подручному. — Как удивительно получилось… У меня руки не дошли, сын добрался… Сейчас пошли все вон. Остались Червонец и Крюк, — приказал Святой, не отрывая взгляда от Корсака. Он смотрел на него так, как смотрят в последний раз на человека, расставание с которым невыносимо.

Слава огляделся. В комнате, из которой вышел даже врач, помимо него задержались двое — тот, что сидел на стуле, и тот, что привел его к умирающему вору. Осталось малое — понять, кто из них Червонец. Бандит назвал это имя первым, и нет сомнений в том, что именно Червонец играет главенствующую роль в банде после Святого. Нетрудно догадаться, кого объявят королем после смерти короля.

— Я хочу уйти, вернув всем долги, — проговорил наконец Святой, мучаясь от необходимости двигать в пересохшем рту сухим языком. Корсак уже давно приметил проступившую сквозь одеяло и простыню розовую влагу. Если ориентироваться по месту ее нахождения, то любому, кто хотя бы раз видел огнестрельное ранение и его симптомы, стало бы ясно, куда угодила пуля. Святому не дают пить, и он, мучаясь от жажды, не просит воды. Стоит раненному в живот выпить стакан воды, его тут же скорчит от боли и смерть приблизится, положив ледяную костлявую руку на его лоб. Святому же нужно выговориться, и он терпит, стараясь забыть и о жажде, и о боли. Боль, впрочем, после укола ушла и затаилась. Взгляд Святого приобрел блеск, зрачки чуть уменьшились в размерах.

Слава понял, что все то время, пока бандит его ждал, он принимал наркотик. Морфий это был или нечто другое, заставляющее боль утихнуть, неизвестно, но то, как мужественно вел себя этот отвратительнейший из людей, вызывало в Корсаке известную долю уважения.

— На погост, как и в «крытку», с долгами нельзя, — объяснил Святой скорее для Корсака, чем для приближенных.

Претерпев чувствительный приступ, заглушенный обезболивающим, он поморщился и через силу улыбнулся.

— Для начала проведем небольшую перестановку сил… Мне осталось не более часа. Второй укол мне не поможет.

— Да ты что, Святой! — фальшиво взвизгнул тот, кто привел Корсака в этот дом. — Ты еще нас переживешь…

Быть может, сутки назад этот вскрик и убедил бы пана Тадеуша в верности ему, сейчас же ничего, кроме жалости к кричавшему, в его глазах не было.

— Откинь одеяло, сынок… — попросил он, не сводя глаз с сына.

Корсак привстал и твердой рукой исполнил просьбу вора. Картина, представшая его взору, заставила содрогнуться даже его очерствевшую за годы войны душу. Под суконным одеялом лежало то, что по всем понятиям биологии и анатомии должно было находиться внутри человека, — клубок вздрагивающих, сизых внутренностей, перевязывать которые не было никакой необходимости. Смещение кишок от повязки неминуемо привело бы к смерти, а потому врач, исполняя просьбу вора, даже не стал его перебинтовывать.

Единственное, что обнаружило работу доктора, — это резиновый жгут, наложенный чуть выше колена. Корсак осторожно отогнул край одеяла и обнаружил то, что и ожидал увидеть, — отсутствие ноги до самого колена.

— Противопехотная мина? — облизнув сухие губы, спросил Слава.

— А говорят, воры войну отрицают… Как думаешь, мне, как инвалиду войны, пайку назначат? — Это было очень похоже на шутку без улыбки. Если на остроты у Святого сил еще хватало, то тратить их на мимику он не решался. — Гансы при отступлении повсюду минные поля сделали, — пояснил он. — Рюхнулись вчера в Манино… туда из блокады семейка одна еврейская вырвалась… «Рыжье», камни… Дожидались, суки, пока немцы свой порядок установят…

— С километр не дошли, — объяснил один из оставшихся у одра. — Через балку двинулись, и трое наших, не считая Святого… Один выжил… — кивнул он на вора.