Принц и нищенка - [10]

– Это что вам, – продолжал метать молнии и извергать гром Хомяков, – детский сад с тихим часом?! Вы чем это здесь занимаетесь?!

– Э-э-э, – заблеял высокий сутулый паренек с рыжими вихрами, пытаясь оправдаться, – так нам это… больше заниматься нечем. Старая дама и барышня наотрез отказываются покидать вверенное им помещение. Бульдозерист плюнул и ушел, сказал, что у него жена рожает.

– Я те рожу! Я те так рожу, – глаза Хомякова налились нехорошим красным цветом, одутловатая физиономия еще больше раздулась, лысая голова усеялась капельками пота. – Хватайте их за шкирку и волочите вон!

Хомяков подбежал к складному столу и изо всех сил ударил по нему кулаком, для достижения большего эффекта. Стол жалобно треснул и сложился пополам, увлекая вниз бутылки пива и пакеты с сухарями.

– Шеф, – вмешался шкафоподобный бугай с отчаянием в голосе, – вы не правы.

– Валентин?! – грозно сдвинул брови Хомяков. – Что у тебя с ногой?

Бугай перевел взгляд на свою ногу с позеленевшими бинтами и тяжело вздохнул.

– Производственная травма.

– Я ее не оплачу! – заявил Хомяков. – Обувайся! Пошли наверх к этим дурам. Ты будешь их держать, а я соберу вещички и выкину в окно. Следом полетят и они. Фигурально выражаясь, а то действительно еще сбросишь их в окошко.

Хомяков немного успокоился.

– Не-а, – сказал бугай Валентин.

– Что не-а? – не понял прораб.

– Не стану обуваться. И не пойду.

– Как это – не пойду?! Да знаешь ли ты, идиот, сколько мне заплатили за … Во сколько мне обошелся… Во сколько тебе обойдется неповиновение?!

– Все равно не пойду, – уперся Валентин. – Одно дело, если они сами выйдут, и совсем другое, если мы их насильно стащим. Это статья, товарищ начальник.

– Кто тебе это сказал?!

– Гайдуков.

И Валентин показал на третьего товарища, успевшего опять принять горизонтальное положение.

– Гайдуков, – более сдержанно обратился к нему прораб, – я не посмотрю, мать твою, что тебе уже за сорок и что ты официально числишься в компании. И я плюну на твое незаконченное высшее образование, юрист ты недоделанный. Не смей мне тут баламутить пацанов! Я тебе их оставил под ответственность, так и ответствуй!

– А что тут говорить, – мрачный тип с короткой стрижкой тронутых сединой волос отвернулся к стенке. – Все сказано, осталась одна нецензурщина. Полезешь, получишь.

– Нет, вот работнички! – возмутился Хомяков, подходя к третьему парню. – Сволочи закормленные, а не работнички. Андрейка, давай-ка, пацан, одевайся, пойдем с бабами поговорим…

Парень виновато опустил глаза в пол.

– Он не пойдет, – ответил за него Валентин.

– Почему?!

– Так он же это…

– Что он такое? – скривился Хомяков.

– Он хохол, украинец, то есть…

– И что?!

– Так он даже маму на «вы» называет! И не матерится совсем.

– Да, мамо у меня хорошие. Старость нужно уважать, – вздохнул Андрейка. – Бабанька совсем старые, нехорошо ее за шкирку.

– Дурдом! – изумленно хлопнул себя по лбу ладонью Хомяков и сел на складной стул.

Тот не выдержал его веса и переломился. Хомяков, грохаясь на дощатый пол, не издал ни звука – настолько его изумило поведение работников, что падение стало как бы следствием поразительных последствий.

– «Мамо»! Вы только на него посмотрите! Старость он уважает! А деньги ты уважаешь?! Ты сюда зачем приехал? – Хомяков отдышался на полу и попытался встать.

– Он сюда приехал деньги зарабатывать для своей мамо, – вместо Андрейки ответил Валентин, с готовностью помогая начальнику подняться.

– Зарабатывать?! – взревел поднятый Хомяков. – Да я вам ни копейки не заплачу! Лодыри, бездельники и тунеядцы!

– Переведите нас на другой объект, – попросил бугай Валентин. – А то здесь эти два субъекта, – он мотнул в сторону старого дома, – нас совсем задолбали. Сегодня она разбудила нас пионерским горном. Восемь раз будила, старая ведьма. А потом постелила коврик с гвоздями у входной двери. Я хотел в приличный туалет сходить, в дом ринулся и наступил с разбегу. Чуть не обделался от боли, начальник. Во, нога теперь в гипсе и в ней не брильянты.

– В каком гипсе? Чего ты несешь? Ладно, с вами каши не сваришь, как я вижу.

Хомяков сел на кровать и задумался.

– Есть у меня одна идейка. Без нарушения Уголовного кодекса, – заявил он заворочавшемуся Гайдукову. – Ждите! Через час вернусь.

После чего Хомяков заговорщицки растянул толстые губы в едкой улыбке, вскочил и выбежал из вагончика.

– Чего он еще придумает? – почесал рыжие вихры Андрейка.

– Ничего он не придумает, – ответил ему Гайдуков. – И придумывать тут нечего. Суд и судебные приставы могут решить это мерзопакостное дело.

– Пивасик жалко, – Валентин поднял бутылку и облизал ее горлышко. – В магазин, что ли, сгонять?

– Сгоняй, – согласился с ним Гайдуков. – Хомяков только через час вернется.

Юлька тоже решила посетить продуктовую лавку сразу после того, как машина прораба скрылась за поворотом. Они с Зоей Терентьевной решили, что дольше затягивать закупку провианта нельзя. Слишком довольный вид был у отъезжающего прораба, это говорило о том, что он придумал очередную пакость. Зоя Терентьевна предполагала, что вскоре им придется занять глухую оборону, то есть практически они окажутся в глубоко осадном положении, и готовилась к этому. Под ее кроватью уже хранились два килограмма соли, четыре килограмма овсянки и две пачки макарон. Если добавить к ним кильку в томате, то они с Юлией продержатся как минимум до зимы. Продержались же блокадники Ленинграда!