Принц без королевства - [8]
Ванго оказался в хвостовой части поезда и уперся в двери, ведущие наружу, на пути. Значит, он в ловушке. Деваться некуда. Его обвинят в нападении на зубного врача. Но к обвинениям он давно привык. Поезд уже приближался к Нью-Йорку и теперь шел по взгорью, между огородами, на которых торчали серые хибарки. Придорожные тополя дрожали, когда «Голубая комета» проносилась мимо.
Крик… Ванго даже не успел обернуться. Контролер обхватил его и потащил к одной из дверей. Ванго отбивался. Нападавший толкнул дверь плечом, она распахнулась, и юноша вскрикнул. Сейчас они рухнут на рельсы.
Тут в тамбур ворвались трое мужчин. Самый рослый держал в руке кольт.
— Стоять!
Контролер не колебался ни секунды. Он еще сильнее стиснул Ванго и бросился вместе с ним в пустоту.
Преследователи увидели, как они покатились по земле и исчезли за пригорком.
Боб Элмонд наугад выстрелил семь раз в придорожные кусты, дважды или трижды рявкнул для порядка: «Сволочь!» — и злобно пнул валявшуюся на полу фуражку контролера, украшенную голубыми звездочками.
А Доржелес в первом вагоне все еще вопил:
— Где этот контролер? Где этот контролер?
Вдруг он осекся… Ему ответил чей-то слабый голос. Доржелес посмотрел себе под ноги.
— Но это я… я контролер!
По коридору полз человек в трусах. Он извивался как червяк и тянул руку к Доржелесу.
Ванго открыл глаза. Он лежал среди цветущих кустиков клубники. Вернее, на делянке с кустиками, которые он раздавил, скатившись с железнодорожной насыпи. Видимо, на несколько минут он потерял сознание. Солнце палило нещадно.
Он услышал над собой мужской голос:
— Мне следовало бы расквасить тебе физиономию, малыш.
«Малыш» повернул голову.
Рядом с ним, целый и почти невредимый, в узком контролерском кителе с расстегнутыми пуговицами, сидел красивый, но мрачный отец Зефиро. Устроившись на перевернутом ведре, он надкусывал недозрелый помидор. Рядом с ним лежал небольшой узелок.
— Ты мне всё испортил.
И он выплюнул помидорную кожицу.
— Я гонялся за ним семнадцать лет! Целую жизнь!
Зефиро… тут, рядом… холодный как лед!..
— Да, целую жизнь! А там, в невидимом монастыре, десяткам людей грозит смертельная опасность, и все из-за тебя! Браво, малыш!
Ванго не двигался. Он не мог вымолвить ни слова. Боялся сделать хуже, еще кому-нибудь навредить, сказав что-нибудь не так. Боялся пошевелить пальцем и вызвать землетрясение.
— Разве я тебя просил заниматься моими делами? — продолжал Зефиро. — Ведь я наконец-то добрался до него!
— До кого? — прошептал Ванго.
— До Виктора Волка.
Ванго почувствовал себя уничтоженным.
— Я… я очень сожалею. Но вы тоже… вам тоже не нужно было заниматься мной.
— Нет, это не я, это они собирались тобой заняться, Ванго. Они ищут и тебя. Чтобы отправить на тот свет.
— Меня?!
Ванго снова перестал понимать, кто он — жертва или преступник.
Несколько минут юноша и Зефиро слушали тишину.
— Падре…
Тот не ответил.
— Падре… вы спасли мне жизнь.
— И очень об этом сожалею. Это была непростительная слабость.
Ванго опустил голову. Падре искоса следил за ним. Прошло еще несколько секунд.
— Они гоняются за тобой из-за меня, — сказал наконец Зефиро. — В Париже они видели тебя рядом со мной.
Ванго выпрямился. Все его тело ныло после падения с поезда. Он спросил:
— А тот человек в туалете первого класса, он тоже жертва Виктора Волка?
— Нет.
Зефиро вздохнул.
— Мне нужна была его форма, чтобы добраться до Виктора. Каждый выходит из положения, как может. Но я забыл взять у него компостер и вернулся за ним. И тут я увидел тебя.
— Падре… вы его оглушили, этого контролера?
— Он продажный тип, принял взятку от Виктора. Не думай, что я ищу себе оправданий. Я признаю свою вину. В прошлом месяце я пытался взорвать два дома из тех, что ему принадлежат. А сегодня утром подложил бомбу замедленного действия в его автомобиль…
Ванго вспомнил взрыв и черное облако, окутавшее вокзал в момент отхода поезда.
— Пока Виктор жив, — объяснил Зефиро, — моим братьям-монахам на острове грозит смертельная опасность. Он во что бы то ни стало разыщет монастырь.
И падре снял с листка кузнечика. Он видел, что юноша подавлен.
— Ты как будто не узнаёшь меня, Ванго. Но это я, другого Зефиро на свете нет. Это я построил на клочке суши посреди моря монастырь, где славил Господа нашего над кустами помидоров и наставлял горстку монахов на путь истинный, а теперь стараюсь изловить Виктора Волка. Я все тот же человек, Ванго. И для меня все средства хороши именно потому, что я хочу остаться человеком.
Зефиро взглянул на кузнечика, которого придерживал двумя пальцами.
— Ну, а теперь, — сказал он, — я в который раз задаю себе вопрос… Что мне делать с тобой?
Ванго закрыл глаза. Он вспоминал монастырь, укрытый в скалах высоко над морем.
— Они там всё никак не поймут, чем вы занимаетесь. Думают, что вы сошли с ума.
Зефиро выпустил на волю кузнечика, подобрал узелок и встал.
— Перед тем как вернуться, я должен уничтожить Виктора.
Ванго тоже поднялся.
— Куда мы пойдем?
И тут они оба одновременно взглянули на босые ноги Ванго.
— Это как понимать?
— У меня украли башмаки.
— Украли?
— Да, пока я спал.
— Бывают же такие ненормальные!
И Зефиро снова зашагал вдоль цветущих огородов. На ходу он крикнул:
Двухтомник «Тоби Лолнесс» — «На волосок от гибели» и «Глаза Элизы» — вышел во Франции в 2006–2007 гг., а затем был переведен на 28 языков и стал мировым бестселлером. Завоевав около 20 престижных французских и международных литературных наград, этот остросюжетный роман в жанре фэнтези принес мировую славу автору — молодому французскому писателю и драматургу Тимоте де Фомбелю.Первая из двух книг — «На волосок от гибели» — знакомит с главным героем и сказочным миром, в котором разворачиваются события романа.
1934 год, площадь перед собором Парижской Богоматери. Через мгновение на глазах огромной толпы Ванго станет священником. Красавица Этель, отчаянно влюбленная в юношу, неотрывно наблюдает за ним. Внезапно какой-то незнакомец, прервав церемонию, стреляет в Ванго. Юноша спасается бегством, однако теперь его преследует еще и французская полиция… Страх погони знаком Ванго с самого детства. Но почему ему приходится жить в вечном страхе, да и кто же он, собственно, такой? Юноша не знает о себе почти ничего: давным-давно Ванго, еще совсем младенца, и его молодую няню нашли на берегах Эоловых островов.
Эта детективная история началась дождливым вечером в Париже. До начала Второй мировой войны оставалось несколько лет, и люди еще выстраивались в очереди за сладостями. Жак Перл, как всегда, заворачивал мармелад в фирменную шелковистую бумагу, когда увидел на улице замерзшего и промокшего насквозь мальчишку лет пятнадцати. Тот не говорил по-французски, и как оказался здесь – загадка. Пройдет время, он возьмет имя Джошуа и заменит супругам Перл их умершего сына. А может, эта история началась в другой момент, как приключенческий роман.
Двухтомник «Тоби Лолнесс» — «На волосок от гибели» и «Глаза Элизы» — вышел во Франции в 2006–2007 гг., а затем был переведен на 28 языков и стал мировым бестселлером. Завоевав около 20 престижных французских и международных литературных наград, этот остросюжетный роман в жанре фэнтези принес мировую славу автору — молодому французскому писателю и драматургу Тимоте де Фомбелю.Во второй книге романа о крошечном древесном мире — «Глаза Элизы» — читатель узнает, что Дереву, на котором живут Тоби Лолнесс и его семья, по-прежнему грозит смертельная опасность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.
Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.