Приманка - [18]

– «Клэр Роденберг. Замечательный дебют в роли Алисы в Стране чудес», – читает доктор Лейхтман. – Вот еще: «Эту постановку превосходно оживляла чарующая игра Клэр Роденберг, вне всякого сомнения восходящей звезды». «Восхитительная игра Клэр Роденберг», «Отважная и сексуальная Дездемона, которую блестяще явила нам Клэр Роденберг, озаряет сцену». «На одну из ярких эпизодических ролей Бертолуччи взял юную английскую актрису Клэр Роденберг, о которой, как утверждают знающие люди, мы вскоре услышим еще многое». Почему этого не случилось, Клэр?

– Чего не случилось?

– Почему мы не услышали о вас еще многого? – Она кладет факсы на стол. – Вы были на пороге большого успеха, однако бросили все и приехали сюда, где никто вас не знает. Почему?

– Я не первая из актрис приехала в Америку.

– О, если бы вы отправились в Голливуд и постарались блеснуть там, я бы поняла. Но вы приехали не в поисках славы, так ведь? Тут что-то другое.

– Я провела в театральной школе десять лет. На каникулах другие уезжали в Европу, в Австралию, а я бегала на пробы и просмотры. Почему у меня не возникло желания путешествовать? Возможно, через несколько месяцев я буду в Мехико или в Сиднее.

– Возможно.

Снова молчание.

– Вы осуждаете меня за то, что я бежала от чего-то?

– А это так? – парирует психиатр.

Молчание затягивается. Когда Клэр начинает говорить, голос у нее тихий, взгляд сосредоточен на чем-то за плечом Лейхтман.

– Понимаю, к чему вы клоните. Работа приманкой. Вы… в общем, не обязательно быть психиатром, чтобы понять, в чем тут дело. Я переигрываю историю своего детства, так ведь? Нахожу мужчин, предающих жен, как отец предал мою мать, и наказываю их за это. За то, что никто никогда не любил Клэр Роденберг.

По ее левой щеке, поблескивая, катится слезинка. Клэр быстро утирает ее тыльной стороной ладони.

Доктор Лейхтман спокойно говорит:

– Очень хорошо, Клэр. Но если вам нужен психиатр, поищите его в телефонном справочнике. Я семь лет изучала судебную психиатрию, и при моей квалификации у меня есть более важные дела, чем выслушивание ерунды.

Клэр хмурится.

– И избавьте меня от слез, – добавляет психиатр, доставая из ящика стола коробку с бумажными салфетками и придвигая ее Клэр. – Этому трюку вы научились раньше, чем ездить на велосипеде.

Клэр берет салфетку и сморкается.

– Пойдемте прогуляться. – Доктор Лейхтман встает. – Мне нужен воздух.

Под воздухом, очевидно, она имела в виду никотин.

Они идут медленно. Хотя еще рано, жара уже гнетущая.

– То, что вы делаете, порядочно? – спрашивает доктор Лейхтман.

Клэр пожимает плечами:

– Жизнь такая. Мужчины ходят на сторону. Если мне платят деньги за то, что я помогаю их женам узнать об этом, что тут такого?

Психиатр останавливается и растирает ногой свой окурок. Рассеянно сует в рот очередную сигарету и хлопает себя по карманам.

– Черт. Оставила там зажигалку. Есть у вас?..

– Да.

Клэр достает книжечку спичек из «Ройялтона». Когда Конни протягивает руку, зажигает спичку сама. Доктор Лейхтман берет Клэр за запястье, чтобы пламя не дрожало. Ее большой палец, скользнув под широкий браслет часов, касается более жесткой плоти, и нажим его становится сильнее.

– Можно? – говорит она с сигаретой во рту, поворачивая руку Клэр так, чтобы проницательно взглянуть на ее запястье. Через несколько секунд поднимает голову. – А это? – спрашивает она. – Это нормально?

Клэр высвобождает руку.

– Я упала на стекло.

– Обоими запястьями?

Клэр гневно сует спички в карман. Доктор Лейхтман спокойно достает зажигалку и прикуривает.

– Мне нужно знать эту историю, – произносит она извиняющимся тоном.

Клэр вздыхает.

– Произошло это во время съемок фильма, о котором у вас есть вырезка. Тот человек – не стану называть его фамилию, она вам знакома – играл главную роль, фильм только благодаря ему получил субсидию. Знаменитый, красивый, и всем известно, что в актерской среде у него один из самых счастливых браков. Поэтому когда он влюбился в меня, я поняла, что это на всю жизнь. – Она с горечью смеется. – Это случилось после того, как я услышала расхожую на съемочной площадке фразу. ННСНС, дорогуша. На натуральных съемках не считается.

– И что дальше?

– Через семь недель его жена… видимо, до нее дошли слухи. Или, может, она привыкла к его похождениям. Появилась на съемочной площадке с четырьмя детьми. Меня вдруг потащили на новые примерки, пересъемки, технические репетиции с работниками ателье и ассистентом оператора. Всем было сказано, чтобы меня не подпускали к нему.

– И вы решили показать тому человеку, что для вас это была не просто игра.

– Нечто в этом роде. – Несмотря на жару, Клэр дрожит. – История вышла довольно неприятная. Я месяц пролежала в больнице. Мою роль пришлось выбросить из сценария. А потом я обнаружила, что нигде не нужна. Я совершила непростительный грех. Повела себя непрофессионально.

– Спасибо, Клэр, – негромко произносит доктор Лейхтман. – Это все, что мне нужно было знать.

Когда они возвращаются, Фрэнк ждет их у конторки.

– Как дела? – спрашивает он.

Клэр думает, что психиатр отойдет с ним поговорить наедине, но доктор Лейхтман лишь сухо говорит:

– Так вот, она ненадежна, импульсивна, отчаянно ищет какого-нибудь наставника в жизни и, хотя всеми силами старается скрыть это, жаждет одобрения, как наркоман дозы. Что я могу сказать, Фрэнк? Она актриса. – Конни вздыхает. – Все это, разумеется, значения не имеет. Если хочешь знать, считаю ли я, что она справится с этой задачей, то думаю, да, наверное, справится. Она способная ученица, твердая, умная. Вопреки своим взглядам полагаю, что сделать попытку стоит.