Прикрой, атакую! В атаке - «Меч» - [3]

На встречных курсах атака настолько скоротечна, что я засомневался: успею ли открыть огонь? Вот японец оказался в моем прицеле. Растет и растет его силуэт, хоть бы не свернул, и я нажал на гашетки-рычаги управления огневыми точками. Оружие словно ждало команды, все точки дружно сработали. «Ну теперь сворачивай, а то будет поздно — столкнемся», — подумал я. Японец попытался увернуться и ушел вверх, тем самым подставляя всю нижнюю часть фюзеляжа и плоскостей своего самолета под трассу огня. Я увидел, как в эту площадь И-97 вонзились мои снаряды. Самолет противника вздрогнул, и я еле успел увернуться от столкновения. Японец опустил нос самолета и устремился к земле. «Жаль, нет времени проводить его хотя бы взглядом, — посожалел я, — но посмотрю в ту точку, когда разойдусь с очередным истребителем».

И едва бросил взгляд вперед, увидел: очередной истребитель валится, и тоже в мою сторону, не дают они проникнуть к бомбардировщикам. Рядом пролетел вниз горящий И-97. У меня была доля секунды взглянуть на землю. Увидел взрыв — это, скорее всего, мой «крестник». В стороне распустился парашют, другой падает, не раскрыв парашюта. Разменялись мы очередями трасс с новым встречным истребителем противника и даже не оглянулись друг на друга, мне ущерба враг не нанес, нанес ли я ему, не знаю. Я поспешил к бомбардировщикам. Еще метров 500, и я выйду на высоту, с которой могу проскочить верхний заслон истребителей противника. Но в это время остановился мотор моего самолета, и я только сейчас вспомнил о времени полета, а оно истекло — израсходовано все горючее. Боеприпасы тоже, наверное, израсходованы.

Вот когда нежелательна встреча с противником. Я спикировал в сторону аэродрома и вышел из боя. С ходу приземлил самолет на аэродроме. Техники дружно покатили его на стоянку и быстро заправили горючим и боеприпасами.

Я взлетел снова. Все летчики полка в этом бою, который длился около 3 часов 30 минут, приняли участие дважды. Жестокая схватка давала возможность сделать вывод о том, что предстоящие сражения будут сложными и тяжелыми. На легкую победу рассчитывать — значит, ошибиться, — так понимали мы сложившуюся воздушную обстановку. Из разных источников стало известно, что японцы сосредоточили в районе боевых действий специально отобранное и подготовленное истребительно-авиационное соединение. Прошедшие воздушные бои показали высокое мастерство маневра и ведения огня летчиками противника. То и другое было настолько отработано, что с любого положения, и даже находясь кверху колесами, летчики вели огонь, но, как мне показалось, больше для острастки. Я заметил, что многие авиаторы противника стреляли даже по далекой и недосягаемой цели.

Бой 22 июня принес нашему полку успехи, но и немало тяжелых утрат. Погиб командир полка майор Глазыкин и другие боевые товарищи. Результаты этого тяжелого воздушного боя нам стали известны лишь на второй день. Оказалось, что японцы направили против наших войск 120 самолетов. Для отражения этого налета с советско-монгольской стороны поднялось 95 истребителей. По количеству участвовавших в сражении самолетов и сбитых машин военная история до того времени еще не знала подобных примеров. Было сбито сорок три самолета. Из них 11 наших и 32 японских.

Тем не менее это воздушное сражение окрылило нас. Ведь на каждый сбитый наш самолет противник потерял три. Но и огорчило — только в од— ном бою мы потеряли столько прекрасных летчиков и замечательных товарищей. Из тактики и задач налета авиации противника стало ясно, что он стремится к внезапным ударам по нашим аэродромам с целью уничтожения самолетов и летно-технического состава. Правда, из этого у японцев ничего не выходило. Мы хорошо изучили и поняли коварство японских летчиков: хитрость, притворство лисицы, нахальство волка, вероломство и внезапность всегда были их оружием.

После этого воздушного боя к нам приехал Яков Владимирович Смушкевич. Он обошел все самолеты на аэродроме, беседовал с летным составом. Расспрашивал о прошедших воздушных боях. Его интересовали тактико-технические данные японских самолетов в сравнении с нашими. Смушкевич интересовался боевыми возможностями летного состава японцев: их выносливостью, тактикой, мастерством ведения воздушного боя и волевыми качествами. Мы дали высокую оценку летчикам Японии, но сказали, что бьем их и будем бить, пока не уничтожим или не принудим сдаться. Затем командующий авиацией спросил: как мы думаем, пойдут ли японцы на усиление воздушных операций? Наше мнение было однозначным: враг будет пытаться мстить за понесенные потери, но мы готовы ему ответить еще более мощным ударом. Яков Владимирович слушал нас очень внимательно, многие вопросы уточнял, в обращении был прост. Разговаривал на равных, и видно было, что он не любит чинопочитания. Постоянно шутил…

— Необдуманный риск, — говорил он, — приносит лишь потери самолетов, а главное — летчиков.

Подготовленные боевые летчики — это ценные кадры, это специалисты, без которых не решить поставленную задачу по разгрому врага…

Скоро мы в этом убедились. Боевой день 24 июня начался задолго до рассвета. Как и всегда, самолеты техническим составом были подготовлены к боевому вылету. Летчики прибыли к машинам еще в предутренней темноте, дежурные звенья заняли свои места в кабинах. Как только рассвело, наша эскадрилья по приказу нового командира полка Героя Советского Союза майора Кравченко Григория Пантелеевича поднялась в воздух и всем составом взяла курс, указанный стрелой.