Прикосновение - [8]

Набравшись смелости, Элизабет повернулась, чтобы получше разглядеть его лицо. Мисс Мактавиш была права: он не красавец, хотя черты у него правильные. Может, это вовсе не черты Драммондов или Мюрреев? Трудно поверить, что этот человек – ее двоюродный брат. Но сильнее всего Элизабет страшило явное сходство Александра с дьяволом. И не только борода и усы: его изогнутые под резким углом, надломленные брови были чернильно-черными, а глубоко посаженные глаза под черными ресницами – такими темными, что зрачок по цвету не отличался от радужки.

Александр тоже разглядывал спутницу, но как-то отрешенно.

– А я думал, ты светленькая, как Джин, – заметил он.

– Я уродилась в темноволосых Мюрреев.

Последовала улыбка – и опять мисс Мактавиш права, улыбка чудесная, но вопреки всем ожиданиям от нее Элизабет ничуть не ослабела.

– Я тоже, Элизабет. – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к свету. – Удивительные у тебя глаза – темные, но не карие и не черные. А синие. Отлично! Значит, у наших сыновей есть шанс родиться похожими на настоящих шотландцев.

От этого прикосновения Элизабет стало неуютно, как и от упоминания о сыновьях; ради приличия подождав немного, она высвободила подбородок и перевела взгляд на лежащую на коленях сумочку.

Лошадь трусцой поднималась по холму, увозя пассажиров от пристани в город – действительно огромный, такой же шумный, как Эдинбург, на взгляд неискушенной Элизабет. Кареты, двуколки, кабриолеты, кебы, повозки, подводы, фургоны и запряженные лошадьми омнибусы сплошным потоком катились по узким улицам, где поначалу попадались одни жилые дома, а потом – вперемежку с лавками, навесы над окнами которых простирались до края тротуара и скрывали от глаз пассажиров в экипажах товар, выставленный на витринах.

– Маркизы, – пояснил Александр, словно прочитав мысли Элизабет – еще одно сходство с дьяволом. – Под ними покупатели прячутся от дождя и солнца.

Элизабет не нашлась с ответом.

За двадцать минут экипаж докатился от порта до широкой улицы, по одну сторону от которой раскинулся парк – обширный, но запущенный, с совершенно высохшей травой. Посреди улицы была проложена пара рельсов: по ним лошади возили вагоны городской конки. Возница остановил экипаж у особняка из желтого песчаника, с дорическими колоннами по фасаду. Швейцар в щегольской ливрее помог Элизабет выйти из экипажа. Перед Александром он раболепствовал – особенно после того, как получил целый золотой.

В отеле царила неслыханная роскошь. Внушительного вида лестница, повсюду малиновый бархат, гигантские вазы с малиновыми цветами, блеск позолоченных рам, столов и постаментов. В колоссальной хрустальной люстре ярко пылали свечи. Лакеи в ливреях куда-то понесли сундуки Элизабет, а Александр повел ее саму не к лестнице, а к подобию гигантской птичьей клетки, у открытых дверец которой ждал еще один ливрейный лакей в перчатках. Как только Элизабет, Александр и сопровождавший их слуга вошли в клетку, клетка дрогнула, покачнулась и поплыла вверх! Очарованная и перепуганная, Элизабет смотрела вниз, на уплывающий вестибюль, потом подняла голову и увидела малиновый коридор со срезанным полом. А клетка со стоном и скрипом продолжала подниматься. Четвертый этаж, пятый, шестой… Наконец клетка с содроганием остановилась и выпустила пассажиров.

– Никогда не видела лифта, Элизабет? – с легкой насмешкой спросил Александр.

– Лифта?

– В Калифорнии его еще называют элеватором. Лифт движется под действием давления воды, по законам гидравлики. Это совсем новое изобретение. В Сиднее есть только один лифт, но скоро этажей в домах будет все больше, и лифтов тоже станет больше, чтобы жильцам не приходилось пешком подниматься по лестницам. Этот отель я выбрал из-за лифта. Лучшие номера здесь на верхнем этаже – там свежий воздух, прекрасный вид и не так шумно. – Он вынул ключ и отпер дверь. – А вот и твои апартаменты, Элизабет. – Александр достал из кармана золотую луковицу, взглянул на циферблат и указал на часы, тикающие на каминной полке. – Скоро придет горничная, поможет тебе разобрать вещи. До восьми часов ты должна принять ванну, отдохнуть и переодеться к ужину. Будь любезна, надень вечернее платье.

И он вышел в коридор.

Ноги Элизабет стали ватными, но на этот раз не от улыбки Александра Кинросса. Какая роскошная комната! Отделка в бледно-зеленых тонах, гигантское ложе с балдахином на четырех резных столбиках, уютный уголок со столом и стульями да еще какой-то странный предмет – помесь узкой кровати и дивана. Двустворчатая застекленная дверь вела на узкий балкончик – да, Александр был прав, вид отсюда открывался изумительный. Никогда в жизни Элизабет не доводилось подниматься выше второго этажа, а даже оттуда были видны Лох-Левен и графство Кинросс. Здесь же перед ней как на ладони лежал весь восточный Сидней: канонерки у входа в залив, стройные ряды зданий, лес на далеких холмах и вдоль берегов поистине великолепнейшей гавани мира. Но подышать свежим воздухом Элизабет так и не удалось: вонь нечистот из гавани долетала даже до отеля.

Постучавшаяся горничная внесла в номер поднос с чайной посудой, миниатюрными сандвичами и кексами.