Прикосновение к будущему - [9]

В конце июля он умер. По мере того, как я все сильнее пытался его вытянуть, я замечал, что у меня начинаются те же процессы, что и у него. Помню, как лет восемь назад в одной компании, где было несколько экстрасенсов, мы развлекались диагностикой. Один из экстрасенсов, обращаясь ко мне, вдруг неожиданно сказал: А причиной Вашей смерти будут легкие.

Я этому не удивился. У меня за пару лет до этого в течение нескольких месяцев три раза было воспаление легких. На первом курсе Суворовского училища у меня неожиданно начался сильнейший бронхит, который ничем не лечился. Главный врач санчасти сказал, с жалостью глядя на меня: Браток, да у тебя, похоже, туберкулез. Туберкулеза не нашли, но лекарства не помогали.

Врачи решили не комиссовывать, а вернуть в обычное состояние, может, организм сам выберется. И все действительно прошло само собой через некоторое время. Я потом анализировал, в чем дело.

Когда человек больше осуждает, плохо думает, страдает печень. Если человек кого-то обидел, или его обиды идут вспышками, то сердце. Если человек обижается часто, не только на близких, но и на себя, на ситуацию, страдает желудок.

Самые масштабные обиды идут на тонком уровне и незаметными, но постоянными порциями. И чем шире масштаб претензий, тем опаснее. Недовольство окружающим миром, своей судьбой, постоянное внутреннее неприятие ситуации дают самые глубинные обиды, и чаще всего это оканчивается раком легких. Если повезет, то туберкулезом или постоянными бронхитами и пневмониями.

Мне не хотелось быть в Суворовском училище в первый год. Мне не нравилась жесткая дисциплина, унижение младших старшими, культ силы, который там существовал, хотя там было намного легче, чем в советской, а ныне, в российской армии, где издевательство, насилие и произвол хуже, чем в тюрьмах.

Оказывается, рак легких это форма протеста, неприятие окружающего мира. Это самый худший вариант борьбы. Не внешней, а внутренней. И чем больше человек обижается, осуждает окружающий мир внутри, тем сильнее сковывается защита снаружи.

"Расскажу Вам одну странную историю, писал мне один человек, она произошла с моим сыном. Началось все с обыкновенной драки." Его сын легко поколотил своего соперника, и драка уже почти завершилась. Но вдруг он испытал прилив безотчетного страха, не смог пошевелить ни одной рукой. Его противник, увидев этот безотчетный страх, подошел и несколько раз ударил парня по лицу, а тот ответить не мог ни одним движением. И потом его часто били, издевались над ним, но ответить он не мог. Он решил, что это патология, серьезное заболевание, но трусость исчезала, когда юноша был один, Он часто рисковал жизнью и не испытывал никакого страха. Страх появлялся только тогда, когда нужно было дать кому-то отпор.

Этот синдром беззащитности мне был знаком. Речь как будто шла обо мне. Я так же панически боялся дать отпор и так же периодически рисковал жизнью, чтобы убедиться, что не трус.

Помню, мне рассказали про одного мальчика, которого часто били сверстники, часто били просто так, для развлечения. Он только закрывал лицо руками и повторял: Господи, прости их, не ведают, что творят!

Здесь был тот же самый механизм. Только тогда, когда я начал заниматься биоэнергетикой, понял, что сковывающий в юности страх является защитным механизмом и свидетельствует о хорошей сбалансированности нервной системы. Когда я повзрослел, несколько раз в припадке ярости я чуть не убил человека, на которого был разозлен. Чудо останавливало. Особенно, если я видел, что человек по отношению ко мне поступил безнравственно в той или иной степени. Если этот внутренний взрыв агрессии не остановить внешней скованностью, произойдет либо физическое, либо энергетическое убийство. Повышенная ориентация на свое человеческое «я» и связанные с ним ценности рождает ощущение повышенной значимости этих ценностей и собственного «я». И, соответственно, повышенное желание защитить и внутренне возненавидеть. И скованность здесь спасает и душу, и жизнь.

Таким образом, комплекс неполноценности является результатом комплекса полноценности. И главное, что нужно развивать, это не умение защищаться и нападать, а умение быть добродушным, умение почувствовать, что человеческое «я» со всеми ценностями вторично, а чувство любви к Богу первично. Поскольку и педагогика, и психология, и медицина выросли из приоритета человеческих ценностей, постольку ни педагогика, ни психология, ни медицина не имеют четкого представления, что такое человек, человеческая личность, значит, воздействие на человека сводится к сумме определенных приемов и техник, которые могут дать внешне положительный результат с непредсказуемыми последствиями в дальнейшем. Так вот, в Суворовском училище тяжелый хронический бронхит у меня прошел потому, что я подсознательно понял: либо я принимаю мир таким, какой он есть, и начинаю потихонечку радоваться и усиливать сопротивление и активные действия снаружи, либо накапливаю все большее недовольство окружающим миром и ситуацией, а затем болею и умираю.

Вообще рак это болезнь печали. Уныние, недовольство собой и судьбой это почти всегда онкология. И склонны к онкологии люди, в первую очередь, духовные. Потому что их самоедство, сожаление о прошлом, критика недостатков, неприятие окружающего мира гораздо сильнее, чем у других людей. "Грубым дается радость, нежным дается печаль", говорил Есенин. Грубый это тот, кто больше нацелен на материальные ценности. Нежный это тот, для которого главное ценности духовные. Если же человек живет только духовными ценностями, он становится все нежнее и печальнее, но это снаружи, а внутри нарастает озлобленность. И это плачевно заканчивается. Для того чтобы человек мог жить одновременно и духовными, и материальными ценностями, он должен сначала жить любовью. Мой импульс юности, нацеливающий на духовные ценности, был настолько силен, что шансов выжить у меня практически не было. Я чувствовал, как душа моя затягивается печалью, и ничего не мог поделать. Меня спасли пять лет работы на стройке. Сначала подсобником, потом плотником, сварщиком, электриком, мастером. Строитель из меня, естественно, был никудышный. У меня все вываливалось из рук, и работать мне было невероятно тяжело. Тем более, я принципиально не пил, а работать на тридцатиградусном морозе после приезда из Сочи, где я раньше жил, часто было совсем невмоготу. И чтобы выдержать, я постоянно вполголоса напевал песни. Помню, как мой бригадир зычно кричал, увидев начальника участка: "Михаил Семенович, убери композитора, мы уже не можем." Поскольку начальник участка был моим дядей, я продолжал работать, хотя у меня в руках все рушилось, горело и взрывалось. И те простые человеческие чувства, к которым относился высокомерно и презрительно, я стал испытывать все чаще. Постепенно почувствовал и осознал, что мысль сама по себе бесплодна, что самые изящные и тонкие хитросплетения вторичны, а чувство любви, радости и веселья первично.