Прикосновение - [3]

Голос отца вырвал меня из моих размышлений.

- Мне позвонила полиция и сообщила, что мою дочь доставили в больницу, - сказал Бен. - Они подозревают, что муж ее матери так ее отделал, хотя Анна и отрицает это.

Копы не поверили в ее ложь.

-И? - прохрипела я.

Бен нахмурил брови над глазами цвета морской волны как и мои. - Что «и»?

-И что ты здесь делаешь?

-Я же сказал. Сказали, что ты ранена, - повторил он придя в замешательство.

Мой хриплый смех прозвенел как старая машина, не за долго до того как испустит дух. - А где ты был последние восемь раз?

Его потрясение из-за того так поразило меня, потому что до сих пор он не заботился о том, что со мной происходит. Бен глубоко вздохнул, его загорелое лицо стало серым, а голос из-за ярости прозвучал сдавленно: - Почему ты мне ничего не рассказала об этом? Я бы помог тебе. Реми, я мог бы...

Я снова засмеялась и покачала головой. Он винил меня! - Точно. Ты мог бы. Почему ты не вернёшься к своей жене и идеальной семье? Там ты сможешь снова убедить себе в том, что хороший отец, когда будешь подписывать очередной чек, чтобы выплатить алименты.

Чтобы больше его не видеть, я закрыла глаза, так же, как сделала это с Анной. Было слишком много впечатлений. Появление моего отца, моя мать и Дин, мои непредсказуемые способности... и мучающий страх перед тем, как Дин отомстит.

Тогда мой отец произнес: - Я забираю тебя. Теперь ты будешь жить со мной.

***

Спустя два дня холодный мартовский ветер продувал мое тонкое пальто и выдёргивал пряди волос из резинки, когда я тайком ушла из дома отца. Я отправилась на покинутый пляж, недалеко от лодочной гавани, в конце улицы.

Тающий снег смешался с песком и грязью, так что образовались лужи из водянистого месива. Камни и разбитые ракушки были разбросаны по всему берегу, и я прокладывала себе путь к обветренной каменной глыбе, на которой и устроилась, разглядывая одинокую парусную лодку, плывущую по волнам.

При виде леса с его голыми стволами, которые дрожали без своей осенней одежды, синей воды в гавани и огромного утреннего неба мой гнев испарился. У моего отца проснулась совесть.

Анна плакала, когда Бен сказал ей, что заберет меня, к черту соглашение по праву опеки. Меня он не спросил, показывая этим самым свой авторитет, пока я не оказалась в самолете летящем куда бы там ни было в сторону Мена.

Никого не интересовало то, чего хотела я. Мои мысли уже долгое время были заняты только одним, как мне пережить Дина, и потому не была уверена в том, какой бы дала ответ. Было три возможности: я могла сдаться и дать Дину победить; убедить его в том, что ничего не стою. Или я могла бы убежать и попытаться выжить, заботясь о себе самой.

С моими сбережениями я смогла бы продержаться неделю на свободе в дешевом отеле, но на этом бы всё и закончилось. Последняя возможность состояла в том, чтобы принять помощь моего отца. Возможно Бен подпишет справку о моём совершеннолетии.

Если я останусь здесь, мне нужно быть осторожной, чтобы никто не узнал о моих отстойных способностях. Значит придётся оставить свои раны в покое, в противном случае другим броситься в глаза, если мои кровоподтёки не с того не с сего исчезнут.

Тем не менее, я должна была знать, работали ли снова мои силы самоисцеления. Толпы людей могли быть смертельны, если незнакомцы рядом со мной чем-то страдали, что я не могла вылечить. Порой их боль поражала меня, как бы я не концентрировалась на том, чтобы блокировать их.

Чтобы моя тайна не открылась, я попробовала сделать это с ранением, незаметным внешне: с одним из моих сломанных ребер. Как уже много раз прежде, перед моим взглядом появилось сломанное ребро и я представила себе, как оно излечилось. Когда кость срасталось, я почувствовала в боку острую боль, и ахнула.

Но потом боль отступила, и я смогла снова дышать. С облегчением, я подставила лицо солнцу. И тут щелкнула фотокамера.

В нескольких метрах от меня стоял парень приблизительно моего возраста и держал в руках профессиональную, одну из тех, что со всеми прибамбасами, камеру. Когда я внимательней присмотрелась к нему, мое сердце екнуло.

Сногсшибательный. Если бы мне прошлось описать его одним словом, я бы выбрала его. Он был высокий и стройный, и казался самоуверенным и довольным собой. Он был выше меня, чему я, как ни странно, обрадовалась. Темные шоколадно-коричневые волосы волнами лежали на его затылке.

Острые углы отмечали его загорелое лицо. Полные чувственные губы и выдающийся, с легкой щетиной подбородок, дополняли картину, которая была изуродовано только приблизительно пяти сантиметровым шрамом, идущим прямо через бровь до верхней части скулы.

А его глаза. Я задержала дыхание. Даже из далека их темно-зеленый цвет напомнил мне о лесах вокруг лодочной гавани. Их сосредоточенное выражение говорило об удивлении, как будто он не ожидал увидеть никакого общества на пляже. Слишком знакомое мне покорное судьбе одиночество окружало его, и пробудило во мне неожиданное чувство, родственных душ.

Он поднял одну из густых бровей, и я заметила, что отвечаю на его взгляд уже довольно долгое время.

Ужасно смущаясь, я снова повернулась в сторону гавани. Глупая Реми. Вероятно, он фотографировал ландшафт. Я задавалась вопросом, заговорит ли он со мной? Может быть он скажет: «Мы знакомы?». Но это не будет глупым заигрыванием. Такой неловкой и по детски худой, какой я была, я не соответствовала тому типу девчонок, которые нравились ребятам. Я из тех, кто вот уже два года посещает старшую школу, не сделав не одного завоевания.