Приключения знаменитых первопроходцев. Азия - [129]

Торговля шелковичными червями сейчас тоже пришла в упадок, кстати, по вине наших производителей, которые из-за собственной жадности и желания заработать как можно больше ошиблись в расчетах и теперь пожинают плоды своей недальновидности.

Обычно коммивояжеры-европейцы, на коих возложена обязанность закупать в Японии партии гусениц шелкопряда для их дальнейшей выкормки семенами и листьями тутового дерева, садятся на корабли, держащие курс в Европу, в середине октября. Различные интересы заставляют всех европейцев строго соблюдать раз и навсегда строго установленные сроки.

Что же делают японские шелководы, привычные к такому порядку вещей? Они держат свой товар у себя, в глубине страны, как можно дольше и прибывают на побережье именно к середине октября, за несколько дней до отплытия пароходов. Они считают, что европейские коммивояжеры непременно заключат сделки на любых условиях, так как время поджимает. Разумеется, расчет был весьма тонкий и, как мы бы сказали, «попахивал макиавеллизмом»[297]. Но, на беду японцам, европейцы каким-то образом то ли разгадали их тайные замыслы, то ли просто кого-то подкупили и раскрыли сей нехитрый заговор. Итак, коммивояжеры терпеливо выжидали и ничего не покупали. И вот в одно далеко не прекрасное для жадных продавцов утро рынок оказался переполнен до предела!

В первые дни октября в Иокогаму доставили 2 миллиона 470 тысяч коробок с шелковичными червями! Но европейцы не дрогнули. Вместо того чтобы устремиться на рынок и осаждать торговцев предложениями выгодных цен или униженными мольбами о незначительной скидке, одни с равнодушным видом убивали время, бродя по лавчонкам и скупая всякие безделушки, другие же, менее практичные или более романтично настроенные, обратились к правительству с просьбой разрешить им совершить путешествие в глубь страны.

Торговля практически замерла, спроса на товар не было…

И вот однажды покупатели-европейцы, будто сговорившись, заявили о своем решении.

— Мы хотим купить товар, но по низкой цене, — сказали они японским торговцам.

Итак, покупатели объединились и объявили нечто вроде забастовки. В лагере японских торговцев началась паника… В течение двух дней было заключено множество самых невероятных сделок: то, что год назад стоило около двух мексиканских пиастров (то есть 10 франков и 50 сантимов), теперь шло менее чем за полпиастра.

Положение было просто отчаянным. В волнение пришли все самые богатые купцы Японии. Необходимо было принимать какие-то срочные, чрезвычайные меры, иначе все шелководство империи могло бы погибнуть из-за того, что производители разорятся. Всем было ясно, что цены падают оттого, что образовался невиданный избыток товара, перепроизводство, а раз так, то следовало излишек товара уничтожить. Японские банкиры порешили объединить усилия и собрать деньги (устроить нечто вроде складчины), дабы возместить производителям ущерб, насколько это возможно в данных условиях.

Часть коробок с шелковичными червями решено было сжечь.

Вот таким образом в период с 9 по 24 октября 1874 года около 400 тысяч коробок были сожжены, а незадачливые торговцы получили в качестве возмещения убытков от 15 до 25 центов за коробку.

В результате этой операции цены на несколько дней взлетели вверх, но затем, в связи с поступлением новых партий товара из внутренних районов страны, упали даже еще ниже.

Короче говоря, сейчас как торговля шелком, так и шелководство пребывают в глубочайшем упадке. Какие сверхусилия понадобятся для того, чтобы вывести оба производства из застоя и вернуть к жизни, неизвестно. Но нашему правительству, нашим государственным деятелям тоже следовало бы поразмыслить над этим вопросом…

Из всего вышесказанного становится ясно, насколько полно и с какой большой пользой смог использовать время своего пребывания в Японии господин Дюбар, несмотря на все сложности жизни на борту корабля и на многочисленные профессиональные обязанности. Похоже, ни одна мелочь не ускользнула от его пытливого взгляда; этот жадный до впечатлений, непредвзятый, искренний и невероятно наблюдательный человек все видел, все подмечал, все запоминал, не оставляя без внимания самых мелких деталей частной жизни японцев, и при этом он отдавал дань уважения как истории, так и искусству Страны восходящего солнца, причем судил он о данных предметах с основательностью истинного знатока.

Вот почему отчет господина Дюбара получился столь обширным и почему я позволил себе приводить столь длинные цитаты из этого весьма поучительного, всеобъемлющего и в то же время написанного простым и чрезвычайно доступным языком труда.

Вот еще несколько примеров точных зарисовок живописных картин жизни Японии.

Однажды, во время захода в порт Нагасаки на несколько часов для пополнения запасов угля, господин Дюбар оказался счастливым свидетелем празднества, посвященного бумажным змеям. Вот как он его описывает:

«…Нагасаки является, пожалуй, одним из самых живописных городов Японии. Когда корабль приближается к городу с моря, взору моряка открывается чудеснейший, очаровательнейший вид расположенных амфитеатром по склонам холмов лабиринтов улочек, образующих нечто вроде круглой чаши.