Приключения женственности - [20]

Недели две после я мусолил листочки с расшифрованным текстом, но все-таки привел его в божеский вид и предъявил Даме без камелий. Как и в прошлый раз, она пересказала мне сплетни об Эрасте — теперь без ссылки на источник, но снова рьяно осуждая разносчиков, снова поучила меня жить и только потом, напялив очки, положившие конец сомнениям о ее возрасте, с видимой неохотой уткнулась в машинопись. Уже на второй странице по лицу ее прошла тень, глаза нахмурились.

— Комнатенка! Я это слово не могла сказать, — обиженно проворчала актриса.

Я потом перепроверил — не было в тексте никакой «комнатенки». Что за черт, прости господи!

Окончив чтение, дама впервые взглянула мне в глаза. Не знаю, что увидела она, я же разглядел не маску молодящейся актрисы, а растерянное лицо сильно уязвленного человека. Словно в зеркале… И беснуется, и не хочет…

— Я надеялась, что вы разовьете мои мысли… — вырвалось у нее. — Как-то самонадеянно все получилось… Оставьте, это надо переписать. — Она быстро взяла себя в руки. — Приходите послезавтра на спектакль. Билеты все проданы, но я вас куда-нибудь приткну.

С трудом и не без последствий отменив важные встречи, в назначенное время я стоял у служебной раздевалки. Оказалось, из-за болезни второстепенного актера спектакль отменили. Но приехал я не зря — гардеробщица передала мне большой желтый пакет на металлической застежке.

Прочитав текст, я схватился за голову: вместо «показаний», ради которых я дважды как простой журналист посещал эту мегеру, она подсунула мне якобы эссе из сентенций типа: «Его хрустальные дворцы и аметистовые пирамиды, затейливые фонарики и колоннады, сотканные из света и тени, а в основном из игры его воображения, поражают зыбкостью и эфемерностью, они подобны льдинке на ладони ребенка, которая тает у него на глазах». Лирика на все случаи жизни. Тот, кто писал за нее это, видел хоть один спектакль Эраста?

РЕС

По возвращении из Любека пришлось заскочить к Ренате за почтой: я продолжал сообщать всем знакомым родительские координаты, хотя давно жил отдельно. Почему? Ну… Перемена адреса — информационная смерть… Не по нутру мне было долго гнездиться в одном и том же месте, ремесло требовало частых поездок, и вообще, что-то тянуло к родным пенатам. Я думал — мать, долг, но оказалось — и предчувствие.

От матери я вышел рановато, минут десять до электрички было, поэтому к платформе я шел медленно. Смеркалось. В пустующем замке рядом с родительским домом неожиданно засветилось окно. Вспомнил, как в детстве мы населяли эту неуютную, но всегда ухоженную махину привидениями или шпионами из Советского Союза — юридические хозяева там обитали редко. Мимо витой чугунной решетки, охраняющей дворцовые тайны, мне навстречу неторопливым легким шагом двигалась незнакомая женская фигурка. Чем ближе она подходила ко мне, тем больше я досадовал, что нет под рукой видеокамеры и я не могу оставить себе на память ее цветной образ на фоне черно-белой графики сумерек.

Когда мы поравнялись, я безотчетно приостановился, и отрешенный взгляд ее голубых глаз, подсвеченных васильковым беретом и шелковым шарфом в синих разводах, споткнулся о меня. Но, видимо, трудно ей было вынырнуть из каких-то своих невеселых глубин, и мне досталась только автоматическая приветливость.

На следующий день в телефонном разговоре Рената сказала мне своим ровным, безэмоциональным голосом:

— Должно быть, ты вчера пересекся с Авой — она вернулась сразу после твоего ухода.

Потом я уехал в Чили на натурные съемки — там самый крупный в мире телескоп, и как всегда, когда мы расставались надолго, стал получать от Ренаты письма-отчеты о том, как лечат разрушающиеся зубы Петера, о наводнении в подвале сестринского бутика, о конференции по радиосвязи в Южной Франции, где половина участников (двести пятьдесят человек!) заболела странным гриппом — все время кружится голова — и старший братец к концу тоже, о женитьбах племянников и так далее. Кропотливая, незаметная нам работа по преодолению центробежной силы, разрушительной для семейных уз. Но я искал и находил все больше и больше вестей о моей незнакомке.

«…Вечером мы с Авой навестили твою сестру. У нее постоянно новые идеи — и в бизнесе, — поэтому в ее магазинчике так много покупателей, и в доме — перестраивает, перекрашивает, перевешивает. Приезжаешь через месяц — мебель по-другому расставлена, на стене новая картина, на лестнице ваза с сухими цветами. Погода была на редкость теплая для октября — последние дни золотой осени, — и мы ужинали в саду, но Ава шепнула мне, что хотела бы посмотреть дом. Твоей сестре было что показать. Когда поднялись в комнату внучки, даже я удивилась — простор и два цвета: желто-соломенный, цвет живого дерева, и голубой. Правда, гармонию подпортили разбросанные всюду наряды: каникулы, завтра она с отцом едет в Италию. Как она похожа на свою мать в детстве, такая же дикая. Однажды твоей сестре — ей не было и трех лет — не понравились нравоучения и назидательный тон Святого Николая, который пришел к нам в епископском облачении с митрой и мешком подарков. Она сердито перебила его: „Смотри, смотри, сколько на полках книг — не надо нас учить!“