Приключения Вернера Хольта. Возвращение - [52]

— Отчего же. — Хольту не хотелось отставать от Хеннинга.

Они заказали одно и то же: улиток на поджаренном хлебе, бульон с костным мозгом, телячьи отбивные с шампиньонами, пломбир и напоследок черный кофе по-турецки. Хеннинг тоже был в духе.

— Вкусный, плотный обед, — заявил он, — это вам не мимолетная утеха. — За телячьей отбивной он заговорил о делах: — Всюду пессимизм, уныние. Никто не верит, что мы снова станем на ноги, сейчас самое время оглядеться, исподволь набраться сил.

— Я ничего в этом не смыслю, — сказал Хольт.

— Да? Но ваш дядя, он же… один из самых прозорливых людей, каких я только знаю. Именно ваш дядя открыл мне глаза на возможности, скрытые в нашей катастрофе, как ни парадоксально это звучит.

— Возможности? Как это понять? — спросил Хольт.

Хеннинг помешал ложечкой кофе.

— Видите ли, в предвоенной Германии все закоснело, — сказал он. — Нельзя было раздобыть ни одной приличной акции, все мало-мальски путные бумаги давно прибрали к рукам. А в ближайшие годы все придет в движение, кое-кто из крупных воротил скатится вниз, а иная козявка, если не будет зевать, может в один прекрасный день полезть в гору, и даже очень высоко. Нам предстоит как бы новая пора грюндерства. — Он позвал кельнера.

Часов в пять выехали обратно в Гамбург.

Они оставили машину у центрального вокзала. Было начало седьмого.

— Здесь за углом есть забегаловка для приезжих. Давайте пропустим по маленькой для храбрости!

За высокой деревянной стойкой они выпили по две двойные порции коньяка. Хеннинг уплатил.

— В час добрый! — сказал он.

На улице, несмотря на мороз, у Хольта по телу разлилось приятное тепло. Огни города стали ярче, он чувствовал развязность, удаль и такую беззаботность, какой давно не испытывал.

Девушки дожидались на вокзале под часами. Хеннинг снял шляпу, преувеличенно низко поклонился и поцеловал блондинке руку, та захихикала.

— Но, фрейлейн… — паясничал Хеннинг.

Рядом с пышной блондинкой стояла подруга, ростом ниже ее на полголовы. Хольт, ни слова на говоря, повернул ее к свету. Маленькая, изящная фигурка, из-под платочка выбились темные пряди волос. Лицо совсем юное, с зелено-серыми глазами и вздернутым носиком. Под бесцеремонным взглядом Хольта девушка растянула тонкие губы в улыбку, смахнувшую на какой-то миг отпечаток порока с ее лица.

— Так это, значит, Зигрид, — сказал он. — Будем говорить друг другу «ты» или «вы»?

Они шли к машине. Хеннинг обернулся к Хольту:

— Но-но! «Ты» нам еще пригодится как предлог в свое время…

— То есть как в свое время? — перебил Хольт.

То ли ему захотелось поразить Хеннинга, то ли коньяк придал ему смелости, но он взял Зигрид за плечи — она, закинув голову, подыграла ему — и поцеловал ее в губы.

— Черт побери! — воскликнул Хеннинг. — Клянусь, фрейлейн, я на такое никогда бы не осмелился!

Хольт все еще прижимал к себе Зигрид; ее податливость волновала его. Наконец он ее отпустил.

— Стало быть на «ты», — заключил он.

Она наклонила головку набок и, сделав книксен, сказала:

— Как повелишь, — и при этом лукаво прищурила один глаз.

— Надо думать, мне сегодня скучать не придется! — сказал Хольт.

В машине Хеннинг спросил:

— Что же мы предпримем?

— Поехали на Репербан,[14] — предложила блондинка.

— Но, милая фрейлейн! — восклинул Хеннинг и грубо подтолкнул ее локтем в бок. — Мы же не какие-нибудь провинциалы!

Хольт втихомолку посмеивался. Он немножко злорадствовал. Прогадал Хеннинг со своей блондинкой, думал он. Хеннинг повел машину в сторону Альтоны.

Они зашли в кабачок. И здесь было полно военных из оккупационных войск, но не офицеров, а рядовых. Блондинка скинула пальто и оказалась в платье из тафты с глубоким вырезом между пышными грудями. Хеннинг, заглянув за вырез, сказал:

— Интересно! — и подозвал кельнера.

Кельнер угодливо изогнулся.

— Давно не изволили к нам заходить.

— Шотландское еще осталось? — осведомился Хеннинг. — Вот и дайте его. И четыре порции копченого мяса по-гамбургски.

Кельнер принес бутылку и откупорил ее тут же у стола. Это было настоящее шотландское виски. Хеннинг тотчас налил себе и блондинке и передал бутылку Хольту. Зигрид, обвив рукой шею Хольта, шепнула ему на ухо:

— Тебе незачем меня подпаивать!

Себе Хеннинг налил изрядно, а блондинке наполнил до краев большую рюмку, вложил ей в руку и сказал:

— В час добрый!

Блондинка пригубила, но Хеннинг схватил ее за кисть и насильно заставил выпить до дна. Она поперхнулась, закашлялась, стала хихикать. Лицо у нее покраснело, разгорячилось. А Хеннинг снова налил ей полную рюмку.

Хольт и Зигрид тоже пили. Когда кельнер принес дымящееся мясо, бутылка уже была пуста. Хеннинг уплатил по счету. Сразу же затем они покинули кабачок.

Хеннинг долго петлял по темным улицам; виски, казалось, на него совсем не подействовало. Зато у Хольта всякая связанность исчезла, и он всю дорогу целовался со сговорчивой Зигрид, пока Хеннинг наконец не остановил свой «мерседес» и не вышел молча из машины. Остальные последовали за ним.

В баре было так сумрачно и накурено, что едва можно было различить парочки в нишах. Хеннинг пересек зал, подошел к стойке, обменялся несколькими словами с буфетчиком и удовлетворенно кивнул. Помахал остальным, чтобы шли за ним. Они поднялись по лестнице. Блондинка шаталась. Хольт за руку тащил Зигрид. Коридор, двустворчатая дверь.