Приключения в лесу - [8]

— Если заслезится, значит, дракон перестанет видеть! — стоял на своём Калота.

— Да нет, слёзы зрению не помеха! — не уступал Зверолов, хотя обычно остерегался перечить боярину.

— Чушь! Если у него хлынут слёзы, ничего он видеть не будет. На что хочешь спорю! — расхрабрился Варадин, убедившись в том, что боярин на его стороне.

Мало-помалу в спор втянулась вся площадь. Одни говорили, что дракон может и слёзы лить и видеть, другие — что не может. Слова перешли в крики, крики — в вопли, вопли — в махание рук, а там уж заработали кулаки, и началась такая катавасия, что боярин рассвирепел.

— Тихо вы, олухи безмозглые! — рявкнул он. — Ваше дело помалкивать, старейшины без вас разберутся! Иначе для чего мне старейшины? Ну-ка, советники мои, пораскиньте мозгами и скажите, может дракон видеть, когда у него из глаз слёзы льются?

Не успели старейшины открыть рот, как ужасающий рёв снова потряс всю округу.

Люди на площади в испуге прижались друг к другу. Боярин, старейшины и военачальники попрятались за зубцами башни и зажали уши, чтобы не слышать несмолкающего рёва, такого страшного, будто с дракона живьём сдирали шкуру.

Увы! В пещере происходили дела куда ужаснее! Там погибал не дракон, там гибли дровосеки!

Как это случилось? Замысел Колуна оказался плох либо дрогнула его дружина? Ни то, ни другое: дровосеки были людьми смелыми и верными, а замысел их воеводы хитёр и хорош. И всё бы, наверно, произошло так, как было задумано, если бы в решающую минуту не сплоховал дровосек по прозвищу Заячья Губа.

Как вы помните, ему следовало дожидаться дракона на уступе скалы над самым входом в пещеру и оттуда дунуть перцем в единственный глаз чудища. Прекрасно. Но когда дракон, привлечённый ослиным рёвом, высунул голову, у Заячьей Губы затряслись руки, и перец попал дракону не в глаз, а в нос, в огромные его ноздри! Вот тут-то и стряслась беда: дракон чихнул! Залёгших в засаде дровосеков подхватило словно вихрем и понесло к обрыву.

Дракон чихнул ещё раз и ещё, так что рухнули в пропасть даже те, кто попрятался за валунами или в дальнем кустарнике. Люди, деревья, камни, топоры — всё смешалось в одну лавину, а дракон, продолжая чихать и реветь, в ярости дробил хвостом скалы, и на дровосеков низвергался каменный поток.

Однако Колун не потерял присутствия духа. С горсткой самых отчаянных храбрецов он всё же проник в пещеру, чтобы убить дракона либо с оружием в руках пасть в бою. Громоподобное «апчхи» снова отбросило дровосеков назад. Убедившись, что все их усилия напрасны, они отступили на соседнюю поляну. Там уже был кое-кто из их уцелевших товарищей. При виде Заячьей Губы Колун даже затрясся от злобы:

— На куски разрублю тебя! Трус! Размазня! Предатель!

— Я… я… п-п-промахнулся!.. — оправдывался тот, заикаясь.

— Оставь его, — увещевали дровосеки своего разъярённого вожака. — Пускай живёт! Пускай позором расплачивается за свою трусость. Эта плата подороже, чем смерть!

— Да мне-то как теперь быть? — сокрушался Колун. — Как снести насмешки Зверолова?

— Скажи спасибо, что дракон чихнул и нас отбросило от пещеры, не то верная бы гибель! — утешал Колуна дровосек, у которого была сломана рука.

— У него из ноздрей вылетало пламя! Мне усы спалило! Видали? Будь он трижды проклят, этот дракон! — горевал об усах другой дровосек, не замечая, что ранен в голову.

— Усы-то вырастут, а вот дракона врасплох застать нам никогда больше не удастся! — не мог успокоиться Колун. — Никогда! Ох, и поиздевается надо мной Зверолов! Нет, лучше смерть! Зарубите меня!

— Чем друг друга рубить, лучше Зверолову башку снести, если он посмеет насмешки строить, — сказал молодой дровосек, у которого был рассечен лоб, а рубаха разодрана в клочья.

— Твоя правда! Это куда лучше! — согласился Колун. Мрачно сверкнув глазами, он топнул ногой и скомандовал: — Вперёд! Домой шагом марш!

Близился полдень, когда вереница прихрамывающих, стонущих и охающих людей подошла к селению. Впереди шагал Колун в разодранной до пояса рубахе, весь в синяках и кровоподтёках, но с дерзким взглядом и гордо вздёрнутой головой. На площади у крепостных ворот дровосеки остановились.

Поняв по их виду, что произошло, Калота разразился бранью и упрёками:

— Скоты! Негодяи! Удрали? Струсил Колун-хвастун?

— Не удрали мы, твоя милость, — попробовал втолковать ему Колун. — Сдуло нас, как ураганом.

— А ума не хватило набить в карманы камней, чтобы стать потяжелее? Похвалялись ведь, что вы похитрей пастухов! — не унимался Калота.

— Пошёл бы ты сам на дракона, твоя милость! У тебя небось войско есть, стражники да слуги! — разозлился Колун и, дерзко выпрямившись, крепче сжал в руке топор, готовый достойно встретить любой удар или обиду.

— А крепость, болван? Кто будет крепость мою оборонять от таких, как ты, — с издёвкой спросил Калота, — если я пойду на дракона с войском и слугами?

— Давно бы нам снести эту проклятую крепость — да тебе на голову! — Взбешённый Колун погрозил боярину топором. — Давно бы!

— Бунтовщик! Вяжите его! — завопил Калота.

Стражники кинулись к Колуну, но дровосеки заслонили его, давая понять, что не дадут своего вожака в обиду.