Приключения в лесу - [30]

— Ты что делаешь?

Это был начальник стражи, потный, красный, с палицей в руке.

— Расчищаю поле сражения! — коротко, по-военному ответил Сабота, показав на мёртвое тело.

— Тащи! — одобрительно сказал начальник стражи и замахнулся мечом на Кутуру, а Сабота поволок труп Прорицателя за дверь. В коридоре он наконец завладел ладанкой, но в тот же миг на пороге вырос начальник стражи.

— Э-э, да ты, видать, успел обыскать его! — сказал он. — А ну давай сюда, что ты там нашёл!

— Сию минуту! — Сабота сунул руку в торбу.

Это было последнее, что видел начальник стражи. В следующий миг жаркое пламя ослепило его, всё лицо обожгло красным перцем.

— О-ой! — завопил начальник стражи и выронил палицу, а Сабота быстро зашагал к девяти страшным залам.

Ему казалось, что он ползёт, как черепаха, потому что по каменным коридорам неслись вдогонку вопли ослеплённого стражника:

— Держите его! Держите!

«Да беги ты, беги!» — закричал бы, наверное, Панакуди, если бы мог сейчас увидеть его, но юноша рассудил, что бежать нельзя: тем самым он выдаст себя. О многом успел подумать он, пока шёл с драгоценной ладанкой в руке. Сначала он хотел вернуться в святилище Прорицателя, взять там священную маску и в ней пройти через девять зал. Но весть о смерти Прорицателя, вероятно, уже разнеслась по дворцовым подземельям и появление человека в священной маске вызовет подозрение у стражи. Поэтому Сабота решил положиться на перец и в крайнем случае — на спрятанное в рукаве шило, смазанное соком крапивы. А вдруг преследователей окажется не один и не два, а несколько?.. Как их всех ослепить разом? Эх, были бы здесь Двухбородый, Козёл, дедушка Панакуди!.. Сообща они бы с любыми преследователями справились. А в одиночку…

Вот о чём размышлял юноша и, вместо того чтобы прибавить шагу, шёл всё медленнее. Пыхтение и топот гнавшихся за ним воинов слышались совсем отчётливо. Ещё минута — и они настигнут его! Но Сабота шмыгнул за угол, в узкий коридор, и преследователи, не заметив его, пробежали мимо. Тогда он помчался следом за ними.

— Разбойник! Вор! Догоним — шкуру спустим! Соломой набьём! — кричал наш хитрец.

— Догоним — шкуру спустим! — вторили ему преследователи, ни о чём не подозревая, потому что никто не знал, сколько человек бросилось в погоню.

Сабота успел приметить, какая суматоха царит в крепости: с треском хлопали двери, слуги колошматили друг друга, стрелки дрались с копьеносцами.

Когда преследователи приблизились к длинному входу, Сабота забежал вперёд и крикнул:

— Вон он куда проскользнул! Держите его!

Стражи сидели у входа, скрестив копья, но преследователи двумя взмахами меча повалили их и ворвались внутрь.

В ту минуту могучий рёв сотряс стены. Воины переглянулись в испуге: ревел дракон, и ревел на этот раз так сильно, что зазвенели висевшие на стенах алебарды.

Сабота сорвал одну из алебард, поднял её над головой и с криком: «Вперёд! Нас призывает месть!» — побежал по коридору. За ним ринулись и остальные. Коридор привёл их к первой зале длинного входа, самой страшной, самой зловещей из всех, — «Зале расправ», или «Псовой зале».

Глава шестнадцатая Джонде грозит смерть

Мы уже говорили о том, что дракон взревел во второй раз в ту самую минуту, когда Сабота и его преследователи ворвались в коридор, который вёл к «Зале расправ».

Почему же ревел дракон?

Потому что он был голоден, а голоден он был потому, что Волопас, который накануне погнал ему телят, отдал дракону только одного телёнка, а двух других увёл в лес, зарезал и зажарил для себя самого.

— Хоть раз в жизни вдосталь поесть телятинки!

Как вы помните, боярин, чуть заслышав драконов рёв, распорядился отвести чудищу предназначенную ему жертву — красавицу Джонду.

Воля боярина была бы тотчас исполнена, если бы капитан стрелков, который побежал передать этот приказ страже, не выпил утром молока. И теперь он затеял драку с капитаном копьеносцев — они давно таили вражду друг к другу из-за того, что каждому хотелось быть Главным Капитаном боярского войска. Напрасно посланный боярином стражник метался по двору крепости и звал:

— Капитан стрелко-о-ов! Капитан стрелко-о-ов! К боярину!

Джонда в это время стояла на площади перед крепостью и ждала.

Она походила на боярышню: стройный стан облегала одежда из белого льна, расшитая жёлтыми и красными шнурами, золотые волосы были расчёсаны на пробор. Глаза были скрыты длинными ресницами, и неизвестно было, волнуется ли она. Но грудь её дышала ровно. Нет, девушка спокойно ожидала своей участи!

— Страшно тебе? Жалко небось с жизнью расставаться! — от души жалели женщины бедняжку.

Но Джонда отвечала:

— Нет! Когда мужчины трусы, жить не хочется!

Стерегли Джонду Бранко и Стелуд. Жители селения сидели на расстоянии двух копий от них, понурив головы. И дед Панакуди тоже сидел тут. Только смотрел он не в землю, а на боярский замок, смотрел и покусывал кончики усов — верный признак, что старика терзает тревога. А причина для тревоги была, да ещё какая! От Саботы никаких вестей! Правда, окно в боярских покоях было закрыто, и Калота, вопреки своему обыкновению, ещё не показывался; стражники на крепостных стенах как-то уж слишком суетливо сновали туда и сюда, а Главные ворота всё ещё не открывались, хотя солнце давно встало. Все это говорило о том, что в крепости творится неладное. Однако она стояла целая, невредимая, высокая, неприступная, уставившись зубцами стен в самое небо. Как поверить, что эту твердыню можно каким-то чудом разрушить или затопить? Даже если Сабота проберётся к потайной преграде, как он откроет её? Куда вероятней, что юноша погибнет и та же печальная участь постигнет и Джонду…