Приключения в лесу - [2]

— Не велено! — резко оборвал его Стелуд. — Понятно вам? Не велено!

— Тогда мы сами позовём его! — Двухбородый вскочил на соседнюю ограду, приставил ладони воронкой ко рту и закричал: — Э-э-эй, боярин, проснись! Выйди к нам!

— А ну смолкни, не то насквозь проткну! — пригрозил Бранко, наставив на него копьё.

— Прочь отсюда, козлы вонючие! Разойдись, не то стрелять буду! — крикнул Стелуд и полез за стрелами в колчан.

Он обозвал крестьян «вонючими козлами», потому что многие из них носили штаны из козьих и козлиных шкур, и, когда припекало солнце, шкуры изрядно попахивали. Но крестьяне обиделись и стали осыпать стражника ругательствами:

— Дурачина кривоногая!

— Прыщ на ровном месте!

— Давно ли сам простым мужиком был, а теперь нос воротит!

Крики разъярили обычно вялого Стелуда, и, позабыв о колчане и стрелах, он выхватил меч и бросился на мужиков. Но кто-то из них кинул ему под ноги свою палку, и Стелуд растянулся во всю длину на земле.

В ту минуту окно боярского дворца распахнулось, и оттуда высунулся жёлтый от злости боярин Калота.

— Что здесь за собачья свара, а? — заорал он. — Забыли, что ваш повелитель спит?

Мгновенно воцарилась тишина, потому что Калоту все боялись. Однако Двухбородый набрался храбрости и, выступив вперёд, сказал с поклоном:

— Человек погиб, твоя милость! Пропал человек! Потому мы и осмелились нарушить твой сон.

— Погиб, говоришь? Ну и что? Может, вы хотите, чтобы я оживил его? — гневным голосом спросил боярин.

— А главная беда — Священное дерево срубили. Вот в чём главная беда-то! — вмешался Козёл, увидев, что Калота собирается захлопнуть окно.

— Срубили? Священное дерево? — выпучил глаза боярин, и сна сразу как не бывало. Лоб у него наморщился, брови грозно сдвинулись. — Сейчас спущусь! — проговорил он и скрылся.

Вскоре донёсся звон серебряных шпор, а затем появился и сам боярин — живот огромный, шея толстая и глаза красные, выпученные.

— Кто посмел срубить Священное дерево? — ещё издали закричал он. — Отвечайте! Кто этот несчастный?

— Двое их, твоя милость, — доложил Бранко. — Один сгинул, второй — вот он… — Стражник оглянулся, чтобы указать на Витко, но того уж и след простыл. — Нету, удрал, — растерянно добавил он.

— Они посмели тронуть Священное дерево! — От злости боярин так трясся, что плащ на его плечах ходил ходуном. — Отцов их на кол посажу, дома́ спалю, с виновников шкуру спущу! Созвать скорей старейшин, пускай возвестят, что́ нам теперь грозит!

Бранко свистнул два раза, и на сторожевой башне мгновенно забили барабаны.

— А ты, Стелуд, — обратился Калота ко второму стражнику, — садись на коня и скачи к пещере. Взгляни, правда ли срублено Священное дерево. Осмотри всё вокруг. Стрел с собой прихвати побольше. Скачи!

Боярин ещё и договорить не успел, а стражник уже вскочил на своего горячего коня и помчался во весь опор. Толпа расступилась, давая дорогу боярским советникам. Старейшины низко поклонились Калоте и, положив руки на тяжёлые свои посохи, застыли в ожидании, о чём его милость соизволит спросить их. Старейшины в отличие от крестьян носили штаны из выделанной кожи, украшенные чёрными и зелёными ремешками.

— Старейшины, срублено Священное дерево! — торжественно провозгласил боярин. — Я позвал вас для того, чтобы узнать, ведомо ли вам, что теперь будет.

Старейшины только молчали да переглядывались. Кто чесал в затылке, кто покашливал в ладошку, пока наконец самый младший из них и самый толстый, по имени Гузка, не ударил посохом о землю и произнёс:

— Мне говорено было так — берегите Священное дерево, не то быть беде! Вот что ведомо мне, Гузке.

— Беде-то беде, но какой? — От страха боярин дрожал как в лихорадке.

— Того я не знаю, — ответил Гузка. — Помню, когда я мальчишкой был, под Священным деревом совершались жертвоприношения, но отчего, почему, мы не спрашивали. Голова была занята другим: как отыскать дупло, где живут дикие пчёлы. Зальём дупло водой и лакомимся всласть мёдом. Это ведь только нынешние дети ждут, пока им кусок в рот положат…

— А что скажешь ты, Кутура? — повернулся Калота к старику с самой длинной и самой белой бородой.

— Я знаю, — отвечал тот, поглаживая бороду, — что, когда заходила речь о Священном дереве, наши деды сплёвывали и шептали: «Тьфу, тьфу, отведи беду!» — но спросить, о какой беде речь, у меня и в мыслях не было!

— Э-э, выходит, вы не больше моего знаете! — засмеялся Козёл. — А ведь меня не величают «старейшиной», нет у меня ни булавы, ни плаща на меху и не выдают мне из боярских закромов каждый месяц по три меры зерна только за то, что отрастил длинную бороду.

— А ну, тихо там, не то прикажу вырвать язык! — гневно прикрикнул Калота. — Кто ещё из старейшин будет говорить? Ты, дед Варадин?

— Какой я дед? — обиделся приземистый, кругленький Варадин. — Мне ещё и ста лет не стукнуло. А насчёт вопроса твоего, так ты меня, боярин, спрашивай про снадобья разные и травы. Коли надо стрелу из раны вынуть, вывих вправить или грыжу — зови меня, а когда про деревья речь, тут деда Панакуди спрашивать надо. Он глазом не моргнув живого ужа вокруг шеи обёртывает.

— Привести немедля! — распорядился Калота, и так как ему показалось, что мужики недостаточно резво кинулись исполнять его приказ, проревел им вслед: — Вы что еле ноги передвигаете, лодыри проклятые? Вам бы только жрать да пить, а когда ваш боярин…