Приключения в Ирии и на Земле - [6]

— А чего ты их привечаешь? Они ж шарлатаны.

— Ну почему? Многие веруют и даже доказательства представляют. Из того, что нарыли. Я со всех дань беру — на чай и кофе, — Мастер усмехнулся, — И всем вещаю истину: блажен кто верует!.. Хотел бы с твоим приятелем потолковать. Ну, с тем, кого ты приводил в мою студию.

— С Александром? Исчез он. Никто не знает, где он и что с ним. А жаль, хороший парень. Я с ним в спортлагере подружился. Славное было время!..

* * *

Старый шуруп пришлось вывинтить: размеры картины потребовали. Даже без обрамления, Рюрик с волхвом заняли доминирующее место в гостиной. Тогда-то впервые столкнулся с мистикой: вроде бы волхв указывал на восток, но без рамы он определённо указывал Рюрику и мне на дверь, то бишь, на выход. На лике Рюрика явственно видно недовольство. Есть, есть тайна, и похоже, что Мастер интуитивно раскрыл её: русы и руйские волхвы молвили Рюрику о том, что путь перед ним чист и указали на восход. Потому-то он и пришёл со своими людьми в Ладогу.

Следующая неделя пролетела как один день, благодаря полученному заказу на перевод технического описания. От нового работодателя. В гарантийном письме-сопроводиловке было указано, что я фирме известен как опытный переводчик.

И наступил чёрный понедельник.

Ранним утром того понедельника направил заказчику выполненную работу вместе со счётом-фактурой и, как говорили в старые времена, «с чувством глубокого удовлетворения» поаплодировал сам себе и лёг спать.

На протяжении прошедшей недели никто меня, слава Богу, не беспокоил. Звонила, правда, племянница из Валдая. Из маминой родни. А другой нет. Нет родичей по отцу: они воевали-партизанили, и все сложили головы. И вёску их сожгли. Маша жила в моей квартире, пока я бегал по горам Чечни и Дагестана.

Голосок её показался взволнованным. «Соскучилась по Питеру!» — «Вполне понятное желание. Ради Бога! Приезжай в любое время и живи, сколько пожелаешь». — «Тогда я нарисуюсь в понедельник». И она нарисовалась. В пять утра. Хорошая девушка Маша, супы готовит превосходно, и молодчина, потому что рано разбудила.

* * *

По-разному строят люди свою защиту от внешних и внутренних неурядиц и коллизий. Как на передовых позициях, так и в тылу. Когда оттаял, пообмяк после войны, втянулся, как встарь, в лямку переводчика, так мой взгляд утерял былой стальной блеск. Но что-то затаилось, осадком легло на сердце. Женщины, как правило, чурались меня. А ведь не урод. Не помогала разного рода маскировка ни в одежде, ни в причёске. До чего дошёл! Саксаулом себя вообразил. Бесчувственным снобом, свысока посматривающим на верблюдиц и девиц. Уж очень покойным стало моё бытие, а поле моих игр казалось ровненьким как биллиардное сукно с застывшими шарами. Как главный на своём поле, взирал с равнодушием на окружающие меня субъекты и объекты.

В злосчастный понедельник Маша первой разбила сиё состояние покоя; её голос, насыщенный обертонами, задрожал — и она, заплакав навзрыд от неразделённого горя, поведала весть, что ударила по мне, безучастному эгоисту — и я как выбитый за бортик белый шар оказался в новой реальности. А в ней — боль и сострадание к Маше с её чередой несчастий.

Дошла до ручки! Работу потеряла, из-за безденежья охотницей стала: бутылки собирает. В девяностые годы перестройка жизни увела в лучший мир мою тётушку, младшую сестру моей мамы, затем отца Маши; за ними последовали её иные родственники. Кроме меня никого не осталось. В прошлом году умер от передозировки парень, о коем она грезила ещё в школьные годы. В этом году в офис, где она работала, пришёл новый инженер, и всё складывалось, как в сказке. Она даже начала мечтать о подвенечном платье. Недолго мечтала: средь бела дня зарезали её парня на автобусной станции. А месяц спустя обанкротили фирму, в которой она зарабатывала на хлеб насущный. По словам Марии, она живёт «в заколдованном кругу», и мнится ей, что кто-то наложил проклятие на её род.

«Дурдом. Весь мир дурдом», — так воскликнул я и, велев Маше выдать мне реквизиты для перечисления денег на её счёт, добавил: — «Всем бедам есть объяснение. Оно в одном слове: Москва. Всё в этом звуке слилось, всё им объясняется. Тебя, Маша, бессонница утомила. Приляг, поспи, сон развеет твои страхи. В комнате вчера марафет навёл, там светло и чисто. Сказку во сне не гарантирую, но пока спишь, решу твою денежную проблему. Есть кое-какие связи, так что найду тебе и работу». Не следовало мне произносить последнюю фразу. Тот же Макс умнее меня; не помню уж, по какому поводу он обронил свой девиз: «Никогда никому ничего не обещай».

Маша заснула, а я лёгкими ударами пальцев по клавиатуре и мышке отсёк добрую половину спасательного круга — и праведно заработанные денежные средства помчались по электронным путям с острова, забытого всеми богами, кроме Меркурия, на расчётный счёт Марии.

В грозные дни под городом Грозным и в горах Дагестана, где очутился по причине бардака в военкомате славной Российской армии и где ни дня не служил по своей воинской учетной специальности, за квартиру был спокоен: Мария держала оборону, то есть, платила по счетам, а заодно успешно окончила институт и получила классное образование экономиста. Как и ранее, она вселилась в спальню с окнами, выходящими во двор. Самая спокойная комната. А двор у нас вполне питерский: из него можно выехать в другой двор — и на улицу, параллельную нашей. Свою машину редко там оставлял: жильцы выбрасывают из окон, например, помидоры, недоеденную пиццу, et cetera, и всё почему-то летит на крышу и капот моей развалюхи или на другие машины.