Приключения в Америке - [50]

Более сотни техасцев были убиты и скальпированы в лагере; остальные бежали. Ночь прошла в погоне за ними; наконец, уцелевшие от бойни остановились под защитой петли, образованной течением реки, в такой позиции, которую невозможно было бы взять без серьезного урона. Ввиду этого индейцы бросили их и, забрав лошадей и добычу, какую могли увезти с собою, подожгли фургоны и вернулись в свой лагерь.

Уезжая, я обернулся и взглянул на покинутый лагерь. Он представлял теперь поистине великолепное зрелище. Сотня бочонков с салом, соленой свининой, джином и виски пылали, и пожар распространялся, захватывая сухую траву и кустарники.

Когда мы переправились через реку, подул предрассветный ветерок и погнал пламя по степи в том направлении, где остановились бежавшие техасцы. Пламя ринулось на них так быстро и неистово, что все, люди и лошади, разом бросились в воду. Многие потонули, захваченные быстринами, а те, которым удалось перебраться на противоположный берег, были в таком жалком состоянии, что думали только о том, как бы добраться до южных поселений.

Река защищала нас от огня, но было так жарко, что нам пришлось отойти подальше к западу. Во время боя команчи потеряли сорок человек ранеными и только девять убитыми; тем не менее, два месяца спустя я прочел в техасских газетах отчет о блистательной победе генерала Смита над пятью тысячами команчей, опустошивших колонию Люнсбург и истребивших ее жителей. В этой кровопролитной битве техасцы потеряли капитана Гента и несколько солдат, но зато прерия на протяжении многих миль была усеяна трупами индейцев.

Утром мы простились с нашими друзьями команчами и продолжали путешествие на восток, в компании пяти американцев. Трое из них были уроженцы Виргинии, двое — Мэриленда. История их была типична для многих из их соотечественников. Трое изучали право, один богословие, один медицину. Не находя приложения для своих знаний дома, они отправились на Запад попытать счастья в Новых Штатах, но тут все было в таком анархическом состоянии, что им не удалось устроиться; тогда они двинулись дальше на запад и, наконец, добрались до Техаса, «страны, возникшей лишь вчера, где можно нажить колоссальное состояние». Однако по прибытии в эту обетованную землю они вскоре убедились, что здесь им еще труднее сделать карьеру, чем на родине. Юристы узнали, что в Техасе не менее десяти тысяч стряпчих, эмигрировавших из Восточных Штатов; президент, члены правительства, констебли, кабатчики, генералы, матросы, носильщики и конокрады — все они раньше были юристами или готовились к этой профессии.

Что касается доктора, то он вскоре нашел, что басня о волке и журавле имела в виду специально врачебную практику в Техасе, так как всякий раз, когда ему случалось вылечить какого-нибудь пациента, он мог считать себя счастливым, что ему удалось избежать удара ножом в виде вознаграждения; а кроме того, каждый визит стоил ему носового платка или портсигара.

Наконец, богослову пришлось убедиться, что религия такой товар, который не требуется в новой стране, и что он с одинаковым успехом мог бы предлагать коньки в Вест-Индии или свинину мусульманам.

Во время нашего путешествия через сухие степи эти пятеро искателей Эльдорадо оказались веселыми и неунывающими ребятами. Богослов решил отправиться в Рим и обратить папу, который, по его словам, в конце концов, был добрый старикашка; доктор собирался в Эдинбург в надежде попасть в президенты медицинской коллегии за свое искусство; один из юристов намеревался поступить в законодательный корпус или открыть кабак; другой желал присоединиться к мормонам, находя их «ловкими шельмецами»; а третий подумывал отправиться в Китай с целью научить граждан Небесной империи пользоваться кентукийскими ружьями и помочь им «сокрушить» англичан. Позднее в Англии меня упрекали в наклонности строить воздушные замки, но в сравнении с проектами янки, ищущих богатства, мои были чисто деловыми расчетами.

Глава XXIV

Мы вступили теперь в область, подобную той, по которой проезжали во время нашего путешествия от узко к команчам. Прерия часто пересекалась ущельями, дно которых было совершенно сухо, так что мы не каждый день находили воду, и нередко она оказывалась такой теплой и мутной, что даже наши лошади пили ее с отвращением. Но они имели над нами преимущество, по крайней мере, в отношении еды, так как трава была мягкая и нежная и покрывалась по ночам обильной росой. Мы мечтали угощаться сочными горбами буйволов, которых нам удалось бы убить, но хотя мы находились в самом центре области их пастбищ, нам не попадалось ни одного. Мы не встречали даже ящериц, лягушек и змей. Однажды вечером муки голода дошли до того, что мы жевали табак и лоскутья кожи с целью заглушить их, и решили, если завтра нам так же не повезет, бросить жребий и убить одну из лошадей. В этот вечер мы не могли уснуть, и так как роптать было бесполезно, то богослов развлекал нас историей своих техасских приключений, собственно для того, чтобы выкачать из нас лишний воздух, по его выражению. Я передам ее его собственными словами:

— Ехал я как-то по реке Уабаш (Индиана), и, как это случается в девяти случаях из десяти, пароход сел на мель, да так основательно, что не было надежды снять его до следующего половодья. Нечего делать, взял я свою сумку и отправился вброд, прошел двести ярдов по колени в воде и выбрался на отмель, полную гремучих змей и заросшую кустарниками и диким виноградом так густо, что мне пришлось прорубать дорогу ножом. Наконец, я совсем запутался в терновниках и виноградных плетях и решил вернуться к реке и попытаться пройти вдоль отмели к высокому берегу. К несчастью, между мною и берегом оказалась широкая старица, и не прошел я по ней пятидесяти ярдов, как провалился в глубокую яму. Немало труда стоило мне выбраться из нее; и вылез я из нее грязный, как арканзасская свинья, чемодан же мой утонул, хотя был очень легкий, — подтверждение индейской поговорки, утверждающей будто нет такой легкой совести, которая не утонула бы в Уабаше. Ну, да я не особенно горевал об этой потере, так как в нем не было ничего, кроме поношенной цветной рубашки да дюжины моих проповедей, которые я знал наизусть.