Приключения сионского мудреца - [31]

Я никогда раньше с ним не ссорился, а был вежливым товарищем его приёмного сына. Он завопил: «Убью! Я тебя убью!». Я бы его отпустил, но видел, что он не успокоится и будет действительно пытаться меня убить, по крайней мере, об этом говорила его перекошенная физиономия! Мне ничего не оставалось делать, как приподнять его ещё выше! И я потащил его, почему-то, к высокой железной кровати, как женщину лёгкого поведения! Когда он оказался вплотную около неё, я его выжал на руках и бережно, как ту же женщину — «легкую» — положил на кровать, продолжая удерживать за грудь! Коля продолжал своё: «Зарежу, убью!!!» — и болтал короткими ножками. Гена стоял рядом и уже с испугом на нас смотрел. Коля так громко орал, что пришлось накрыть его рот подушкой! Затем я понял, что надо или бежать, или убить его! Решил — лучше первое! Отпустил его и отошёл к двери. «А-а-а-а, зарежу!!!!» — заорал с новой силой Коля и бросился к чемоданчику, извлёк из него опасную бритву и бросился на меня. Я отскочил, Коля промахнулся! Затем я решил, что в один день слишком много сумасшедших, и выскочил из гостеприимного дома Гены. Быстро стал уходить, за мной выскочил Гена. Коля помахал бритвой для приличия и повернул к себе домой. Нам с Геной больше ничего не оставалось, как направиться в техникум. В техникуме мы узнали, что пора приносить дипломный проект на рецензию. Уже назначена дата защиты дипломного проекта, через пару недель.

Пошли к «талантливому» инженеру-«самородку» домой и были приятно удивлены — наши проекты уже готовы! И мы гордо понесли их на рецензию, на завод к инженеру с красивым названием — «рецензент», но, в то же время, и каким-то путающим! Он повертел наш проект и велел прийти через пару дней. Полдела было сделано, и мы с облегчением пошли в кино. Мама успокоилась на несколько дней, а затем объявила папе, что он, кроме всего прочего, стал ей ещё и вещи портить: мазать их краской и делать дыры в одежде! Мы, я с Мариком, пытались её отговорить от этого, но она сказала, что и мы папе помогаем. А затем, вдруг, потребовала от меня — вернуть ей мой, подаренный ею, свитер. Я, конечно, к нему очень привык, прикипел! «Раз ты такой! Отдавай мне свитер, который я тебе, дура, купила! Я его лучше продам и куплю себе что-нибудь!». Я отрицательно замахал головой! «Отдай!» — настойчиво закричала мама и бросилась к моим вещам. Марик подскочил к ней и стал защищать мой свитер! Мама со всего размаху влепила ему по щеке, на этот раз удачно! А затем прошлась и по папиной лысине! А затем выскочила из дому и, как мы успели заметить, забежала к соседям по балкону — полякам: Ядзе — Ядвиге Францевне, её сыну Юзику и старухе. Через полчаса она вернулась в сопровождении всех поляков. Они успокаивали маму, а Юзик, при этом смеясь, спросил у нас: «Шо такэ у вас робыться?! Дядя Муля, шо такэ?! Чого вы забыжаетэ тётю Люсю?!». — «Да, да, Юзик, только евреи так могут относиться к своей маме, это бандиты! — применила мама всех объединяющий антисемитизм. — Вы ведь знаете, что я для них сделала, и как у нас всегда было спокойно!». Соседи считали нас интеллигентами и знали, что у нас — евреев, дома почему-то нет драк: папа не бьёт маму, и всё подозрительно мирно, в отличие от них и других соседей, где часто потасовки, и битые жёны ночью бегают по соседям, прося убежище от пьяных мужей. Поэтому Юзик и остальные были приятно удивлены, что мы, оказывается, ещё хуже их! Мама продолжала набирать очки: «А этот — старый, — указывала она на папу, — хорошая „бэ“! Он ещё и гуляет!». — «Ой, тётя Люся дае!» — смеялся Юзик. «Я ему ещё не так дам!» — ответила «тётя Люся» и, схватив мои гантели, стала швырять ими в Марика и папу — «бэ»! Они только успевали от них уворачиваться! «Ой, тётя Люся дае!» — хохотал уже Юзик. Тут «тётя Люся» увидела меня и закричала: «Отдай, подлый, хитрый негодяй, свитер! Сионский мудрец!».

Услышав такое, все поляки откровенно ржали! Они слышали, что такие есть «сионские мудрецы», такие заговорщики против всего мира, но что это я и есть, их это потешило! Я вместо ответа закрылся в другой комнате, где был мой свитер, и почему-то решил, что безопаснее будет надеть его на себя. С меня она его уже точно не сдерёт! Посидев немного в комнате, я решил попробовать показаться на людях, потому что шум там усиливался. И вот, я, как именинник, стыдливо появился в дверях в новом любимом свитере. «Вот! Вот он, мой свитер! Воры, отдайте!» — уличила меня мама. Мне пришлось вновь спрятаться в комнате, и я вышел уже только тогда, когда шум окончательно стих и соседи ушли к себе домой. Увидев меня, мама снова подскочила ко мне, требуя вернуть свитер. Я один остался небитым, и, наверное, она решила восстановить справедливость. Поэтому я гордо объявил маме: «Ты не будешь больше здесь диктатором! Если ты посмеешь ещё раз кому-нибудь из нас дать по лицу, то…!». Я не успел договорить, потому что мама со словами: «Уже даю!» — обрушила на меня удар по направлению как раз к лицу. Я подставил руку и не помню, как получилось, автоматически оттолкнул её в подбородок ладонью! Это оказалось для неё чрезмерным, она отлетела от меня на несколько метров и жалобно закричала: «Ой, он меня ударил! Маму ударил!». Упав на пол, забила ногами, стала дрожать и стучать зубами, а затем стихла и закрыла глаза. Марик и папа испуганно подскочили к ней и стали поднимать с пола. Она не сопротивлялась и устало пошла, легла в постель. Проспав несколько часов, встала уставшей и подавленной.