Приключения Шерлока Холмса против Ната Пинкертона в России - [38]

Чесал в затылке.

Мычал.

И, наконец, довольно сбивчиво заговорил.

V.

— Был я в этот проклятый день дежурным…

— По вокзалу? — спросил Холмс.

— Да. Поезд, значит, отправили, а мне домой понадобилось…

— Зачем? — спросил Холмс.

— Брат ко мне из деревни приехал. Ну, думаю, до следующего поезда еще три с лишним часа… Делать нечего в пустом вокзале, дай, думаю, пробегу.

Он сопнул носом и продолжал.

— Прихожу домой, а брат уж и водочки с закуской приготовил. Я пью мало. Хмелею я быстро! Стал было отказываться, а он уговаривает.

Авсеенко тряхнул головой.

— Ну, не выдержал и выпил! Сперва одну рюмку, потом другую, ну, и пошла писать.

— И нализался?

— То-то! Напился и заснул.

— А на станцию пьяный ходил?

— Нет, не ходил, барин!

— Как же, говорят, что видели тебя!

— Врут, барин, врут, — застонал мужиченко слезливо. — Все на меня наврали! Опутали меня кругом словно темным лесом, а я из него и выбраться никак не могу!

— Ну, ну, говори дальше! — серьезно произнес Холмс.

— Да что же говорить-то?

— Все, что было!

— Заснул значит я, вдруг слышу, будят. Вскочил — гляжу, жандарм и этот сыщик высокий…

— И тебя арестовали?

— Связали и повели.

Авсеенко махнул безнадежно рукой и договорил:

— Стали допрашивать! А что я скажу? Мне говорят, что я ограбил, а я отродясь чужой копейки не брал! Как же это так?

Физиономия Авсеенки выражала такую неподдельную искренность, что положительно невозможно было поверить, что этот человек был грабитель.

Видимо, и Холмс думал то же самое.

И когда он задал ему следующий вопрос, голос его звучал мягко и ласково.

— У тебя одни сапоги?

— Одни-с! — ответил, недоумевая, сторож.

— А старые?

— Старые уже давно продал.

— Кому?

— Татарину. Махметка тут ходит к нам, старыми вещами торгует.

— А давно ты ему их продал?

— Да с месяц тому назад!

— И не врешь?

— Чего же мне врать-то? — с недоумением и некоторой обидчивостью произнес сторож. — Я, барин, в жисть свою никогда не врал, так и теперь врать не буду. Да коли хотите, то и спросить можете! Он тут неподалече в крайней избе живет и всех нас знает.

— А ну-ка, сними свои сапоги! — приказал Холмс.

Авсеенко разулся и протянул свои сапоги Шерлоку Холмсу.

Внимательно осмотрев их, Холмс произнес:

— Подковки-то целы!

— Целы, батюшка, целы!

— Ну, а теперь покажи мне руки.

— Чего? — не понял мужик.

— Руки покажи!

Авсеенко протянул Холмсу свои грубые, покрытые мозолями руки.

Одну за другой Холмс осмотрел их до локтя.

Но и этот осмотр не удовлетворил его.

— Разденься-ка, братец мой, совсем, догола! — приказал он сторожу. Тот снял, ни слова не говоря, рубаху, потом сапоги, штаны и портянки и через несколько минут он стоял перед нами в костюме праотца Адама.

Шерлок Холмс приказал внести лампу и, освещая со всех сторон, стал тщательно осматривать все тело опешившего сторожа.

Наконец он отставил лампу.

И, посмотрев прямо в глаза сторожу, он сказал:

— Ни одного пореза.

— Чего изволили сказать, батюшка? — удивленно спросил Авсеенко, ничего не понимавший, что кругом его творится.

— А то, братец мой, что я начинаю убеждаться в том, что ты совершенно не виноват в этом деле! — весело пояснил ему Холмс.

Мужик хотел было что-то сказать, но душевное волнение его было настолько велико, что он не мог выговорить ни слова и вместо слов вдруг кинулся Холмсу в ноги.

— Ну, будет, будет! — сказал Холмс, поднимая его с пола и ставя снова на ноги.

— Отец родной, милостивец! — воскликнул Авсеенко.

От этой сцены у меня выступили на глазах слезы. Шерлок Холмс был тоже взволнован.

Он ласково потрепал мужика по плечу, окинул его ласковым взглядом и мягко сказал:

— Ну, братец, потерпи немного! Вот я примусь за дело и тебя живо выпустят на свободу.

И, не ожидая ответа, он повернулся к нему спиной, дал мне знак следовать за собой и мы вышли из камеры.

Дверь за нами снова затворилась.

VI.

— Ну, что вы думаете об этом стороже, дорогой Ватсон? — спросил меня Шерлок Холмс на улице.

— Думаю, что сторож не виноват! — ответил я искренне.

— И я тоже! Нат Пинкертон попал на ложный след, вернее, чересчур поспешил со своим умозаключением и через это ввел в беду несчастного мужика, неповинного и честного.

Мы молча шагали по улице.

— Вы ведь поняли, Ватсон, в чем тут дело? — спросил он меня после недолгого молчания.

— Не совсем! — ответил я.

— Личного убеждения, конечно, было бы далеко недостаточно для оправдания арестованного..

— А отсутствие царапины?

— Вот это-то и есть то, что мне надо! Подковки на каблуках его целы! Это — раз.

— И царапины нет.

— Да. Это — два. По этим двум данным я вывожу положительный вывод, что Авсеенко невинен.

— Конечно!

— Воображаю, как удивится и будет смеяться в душе надо мною мистер Пинкертон, когда я объявлю ему эту неожиданную новость! — засмеялся Шерлок Холмс.

— Да, воображаю! — подтвердил и я.

Мы снова прошли несколько минут молча.

Шерлок Холмс казался погруженным в глубокую задумчивость и я не мешал ему своими расспросами.

— А знаете, преступление это совершено не иначе, как своим человеком! — сказал он вдруг.

— Вы думаете?

— Глубоко уверен в этом! — ответил Шерлок Холмс. — Все данные говорят за это. Во-первых, вокзал был пуст. В такие минуты каждое постороннее лицо делается заметным. Во-вторых, только свой человек мог знать, что Дрягин, готовившийся к отчетности, имел в кассе крупную сумму.