Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями] - [5]

Я хотел возразить старой обезьяне, что мне незачем отсыпаться, но это было бесполезно.

— У меня болит голова, — пробормотал я.

— Тогда возьми эти таблетки, Сэм, — предложил Орфи.

— К черту таблетки! — пресек намечавшуюся торговую сделку доктор Флит, с ожесточением вытирая пот с лица. — Их штампуют, как пепельницы. Против ожирения я съел тонну таблеток, но меня раздувает, как видите… Поэтому берегите деньги, молодой человек. Кстати, у вас нет одышки, Пингль?

Этот вопрос доктора Флита был известен не только в Эшуорфе. Когда-то Флит напечатал в журнале «Ланцет» статью под зловещим заглавием «Одышка — бич человечества». С тех пор мысль об одышке медленно и верно сводила доктора с пути нормального мышления. Вопрос об одышке он задавал всем пациентам и случайным собеседникам. Об одышке он спрашивал даже тех, кто обращался к нему за советом против застарелых мозолей на пятках.

— Нет, господин доктор, — ответил я учтиво.

— Странно, — пробормотал доктор Флит, прищуриваясь. — Впрочем, нет ценности, которая бы не переоценивалась. — Доктор перевел взор на аптекаря: — Не правда ли, Орфи?

Тот пожал плечами. В это время между шкафами открылась дверь и в ней показался Эд, сын аптекаря, в белом халате не первой свежести. Через плечо у него было перекинуто полотенце. Он сразу узнал меня, несмотря на повязку.

— Сэм! Милый! А я в лаборатории вожусь с микстурами и вдруг слышу знакомый голос… Здравствуй! Что с тобой? Упал? Когда приехал? И знаешь новости?

— Ничего не знаю, — ответил я, пожимая влажную руку Эда. — Небольшое приключение, помешало мне быть сейчас в Олдмаунте.

— Ты еще не видел отца? — воскликнул Эд. — Но ведь доктор Флит знает…

— Пока еще нет ничего достоверного, — пробурчал доктор. — Но есть слух, что в Олдмаунте производились вивисекции животных, — доктор Флит предостерегающе поднял правую руку и добавил: — Без разрешения властей…

— Это строго преследуется законом, — добавил Орфи, убирая с прилавка тубу с таблетками.

— Ну и что же? — произнес я, чувствуя, что голова моя начинает болеть сильнее.

— Боже мой, он не понимает! — завозился доктор Флит на табуретке, пытаясь сняться с якоря. — Ну, мне надо отправляться на визитацию. — Он сполз с табуретки и взял свой полосатый саквояж с инструментами. — А история коснется и вас, Пингль. Знайте, что опытами в замке занимался не кто иной, как сам лорд Паклингтон.

— Слушайте, слушайте! — быстро сказал Орфи, как будто доктор Флит выступал в парламенте.

— Ну так что ж из этого? — воскликнул я.

Доктор и аптекарь посмотрели на меня с сожалением.

— Опыты лорда были обставлены с такой таинственностью, что о них никто не догадывался. А теперь завеса приподнята.

Доктор Флит покачал головой.

— И я не удивлюсь, если окажется, что лорд Паклингтон проделывал опыты и над живыми людьми… Закон покарает его… если уже не покарал.

Мне не понравился раздраженный тон доктора. Впрочем, все в Эшуорфе знали, что доктор Флит всегда находится в состоянии хронического раздражения. Ведь у него на руках две некрасивые дочери — Энни и Дженни, которых он никак не может выдать замуж. Поэтому спорить с доктором было бессмысленно. Все же я возразил:

— Человек науки должен иметь право свободно заниматься опытами.

Слова мои произвели эффект. Доктор Флит всплеснул руками.

— Ах, вот чему теперь учат в колледжах!

Старый Орфи сделал такую гримасу, что было противно смотреть на него. Он прикрикнул на Эда:

— Отправляйся работать! Опять у тебя не готовы микстуры для мистера Сэйтона и пилюли для отца настоятеля? Ступай.

Эд медленно поплелся за аптечные шкафы. Видимо, Орфи держал его в строгости.

И тут мне захотелось отомстить за Эда. Я сказал:

— Знаете, джентльмены? Если бы для науки понадобился рискованный опыт, я бы предоставил себя в распоряжение…

Доктор Флит залился смехом:

— В распоряжение ученого лорда? Ха-ха-ха! Ой, Пингль, вы уморите нас с Орфи раньше, чем лорд уморит вас. Отправляйтесь домой и положите себе лед на голову. Действительно, у вас наблюдаются симптомы сотрясения мозга…

Я холодно приподнял шляпу:

— До свиданья.

— Один шиллинг, — напомнил мне Орфи про полоску пластыря.

Аптекарь хотел получить деньги за свой товар, и голос его приобрел оттенок поэтической взволнованности.

Монета, брошенная мною на прилавок, мягко звякнула. Доктор ласково посмотрел на монету.

— За диагноз и совет я пришлю вам счет на дом, Пингль, — заметил он деловито. Это было вполне естественно: доктор Флит хотел получить свою долю за оказание неотложной помощи ближнему.

Голова моя болела нестерпимо. Я решил не ехать в Олдмаунт и дождаться отца дома.

Рядом с калиткой в садик отцовского дома на скамеечке сидела Мери, крохотная дочка наших соседей — Уинтеров. Она укачивала тряпичную куклу и пела тоненьким жалобным голоском:

Когда маленькие плачут,

Значит, им больно,

Взрослые тети — от огорчения,

А дяди — от радости.

Белокурая крошка поздоровалась со мною.

— Дядя Сэм!.. Ой, вы подрались? Какой синяк! — Мери плутовато улыбнулась: — Я знаю… Пьяные всегда дерутся.

Сердце мое дрогнуло, и помимо моей воли я сказал гордо и решительно:

— Ты угадала. Я дрался на дуэли, и меня поколотили. Но ведь дяди не плачут от огорчения?