Приключения Сэмюэля Пингля - [35]

В наказание меня перевели из ресторанного зала на кухню регулировать вентилем подачу кипятка в баки судомоек. А когда на горизонте показались берега Калифорнии. помощник шефа, вздохнув, очень миролюбиво заметил мне:

— Расстанемся, Сэм!

И мы расстались.

Фриско (Фриско — сокращенное название Сан-Франциско) встретил меня дружелюбно. Я не имел актерских талантов, и пробираться отсюда в столицу кино Голливуд для меня не было смысла. Однако плавучий консервный завод охотно приютил меня. «Буксус» — так называлось огромное судно-завод — выходил в океан недели на две и там охотился за тюной — очень вкусной рыбой, не сравнимой ни с форелью, ни с лососем. Меня приставили к одному из шести колоссальных баков, доверху наполненных живыми сардинками. Выбрасывая из баков за борт потоки сардинок, «Буксус» ими подманивал к себе стада тюны.

Начиналась ловля. Тюну невозможно поймать никакой сетью.

Она идет только на сардинку. Поэтому с бортов «Буксуса» к самой воде спускались узкие сходни, и на них располагались опытные удильщики. Одна удочка на двоих, а третий — с сачком для подхвата тюны. Рыба жадно хватала сардинку, насаженную на крючок. Удильщики вытягивали добычу вверх, бросали в большие бочки, а оттуда тюна сейчас же шла на разделку. Менее чем через час мясо пойманной тюны было уже сдобрено специями и опускалось в ледник запаянным в консервные банки. Я у бака с сардинками переставал бросать приманку и сверху смотрел, как быстро управлялись удильщики, моментально снимая тюну, насаживая сардинку, забрасывая удочку в воду, сейчас же вытаскивая ее обратно и снимая прожорливую тюну.

Удильщики получали плату сдельно. Работа была утомительной и опасной. Иногда появлялись акулы, сами пожирали сардины и распугивали тюну. Тогда с «Буксуса» в них стреляли, судно меняло место стоянки, и охота начиналась снова. Раздавался крик:

— Эй, у баков! Сардину за левый борт!

Но акулы, страшные хищники водных пространств, океанские тигры, часто не переставали преследовать «Буксус», осторожно, не показываясь на поверхности. Тогда ловля становилась еще опаснее: акула могла отхватить ступню удильщику, если он зазевается и сходни при волне зачерпнут воду.

Однажды мы увидели огромную акулу. Она качалась на спокойной поверхности океана, будто мертвая. Молодой, но бывалый матрос Тильбой уверял, что она живая, что будто бы акулы умеют гипнотизировать сами себя и их носит по океану в штиль целый день. Только вечерняя прохлада приводит их в себя, и тогда они становятся особенно злобными и прожорливыми.

По ночам мне снилась ловля, и я часто просыпался.

Мне казалось, что Тильбой кричит у меня над ухом:

«Эй, у баков. За правый борт!..» Если я находился на работе у левого борта, то по этому сигналу надо было быстро перебегать через пасть бака по узкой скользкой доске и черпаком выбрасывать сардинки в океан.

Я не любил этих перебежек. Тильбой всех пугал рассказом об одном поваренке, который в прошлый рейс исчез неизвестно куда. Думали, что он свалился за борт.

И только на обратном пути в порт, когда бак с сардинами вычерпали до дна, нашли там утонувшего поваренка. Вероятно, баловался, бегая по доске, и свалился..

С «Буксусом» я свыкся, весь провонял сардинками, выучился болтаться в шторм, не ощущая приступов морской болезни, и в волну при качке бегал по палубе, не держась за поручни.

С четвертой ловли «Буксус» возвращался, отягощенный тюной. Мы держали обратный курс на Тодос-Сантос, расположенный как раз под тропиком Рака. Владельцы плавучего завода, получив с «Буксуса» радостную радиограмму об удачной ловле, вероятно, уже подсчитывали барыши в своих конторах. На палубе, в тени порожних баков, матросы «Буксуса» резались в карты и кости. Мне, кажется, впервые повезло. Я играл с Тильбоем в кости и пять раз подряд выбросил по две шестерки. В азарте он удваивал ставки, но они неизменно попадали мне в карман. Взбешенный Тильбой взял кости у другого матроса, но от этого счастье не повернулось носом к Тильбою. Он проиграл мне свою прекрасную куртку и под общий смех надел на себя мою старую и дырявую. Сердце мое дрожало от ощущения победы, но я старался быть холодным как лед.

— Будем бросать кости до самого Фриско! — зарычал Тильбой. — Я отыграюсь, хотя бы пришлось прозакладывать душу дьяволу…

Тут же он поставил на кон пестрый бисерный кошелек и проиграл его мне.

— Я хочу знать, как ты плутуешь, Сэм! — рычал неудачливый игрок, и лицо его наливалось кровью.

— Он играет честно, — вступились за меня матросы, стоявшие кругом и наблюдавшие за поединком.

Вахтенный смотрел в бинокль. «Буксус» дал короткий гудок.

— Вот и мыс святого Луки, — сказал кто-то.

Все повернули головы к правому борту. Мы шли мимо южной оконечности Калифорнии.

— Ну, твоя очередь, Сэм, — сказал Тильбой, передавая мне рожок с игральными костями.

Я протянул руку…

И в тот же момент палуба «Буксуса» встала дыбом, на меня полетела доска с бака, но концом с размаху ударила Тильбоя в лицо. Кто-то с разинутым ртом и выпученными глазами перелетел через меня. Я зачем-то схватил рожок и прыгнул с ним в воду.

— Напоролись на мину! — услышал я отчаянный вопль.