Приключения Сэмюэля Пингля - [30]

«Только через семь лет, в 1899 году, ученые поняли, что вирусы представляют собой совершенно новое явление. И с этого времени начались открытия, одно удивительнее другого».

«В садах Турции еще с 1555 года разводили очень красивые тюльпаны с крапинками и причудливыми полосами на лепестках. Считалось, что это сортовые признаки. И таких тюльпанных сортов на протяжении столетий было выведено тысячи. Но оказалось, что крапчатость тюльпанов есть не что иное, как проявление вирусной болезни. В 1928 году это было доказано с несомненностью».

«Вирусы являются возбудителями многих, часто очень тяжелых, заболеваний. Корь, оспа, например, вызываются вирусами. Оспа овец, чума свиней, ящур рогатого скота, анемия лошадей, энцефалит лисиц и других пушных зверей вызываются вирусом. Оспа зеркального карпа, гнильца пчел, болезни шелковичного червя — от вирусов. Вирусы же поражают и громадное количество растений. И зерновые, и овощи, и технические культуры, и плодовые деревья — все они страдают от различных вирусных заболеваний».

Я сам видел мозаичную болезнь табака и знаю, какой вред и убыток она приносит. Вирусы — страшные враги. Но что такое они?

«Вирусы невидимы. Их действия облечены таинственностью. Сущность их неизвестна…» — говорилось в книге.

Работа над этой книгой увлекла меня. А за это время змеи муссуран, длинные полосатые твари, опять размножились, и надо было очищать от них парк. Как-то, вылавливая их, я услыхал громкий голос Лиз:

— Дайте срочную телеграмму доктору Рольсу!

Она отдавала приказание одному из слуг, отправлявшемуся в Рангун в неурочное время.

— Скажите на телеграфе, чтобы не перепутали адрес. Запомните его: Рольс — Масатлан.

Слово «Масатлан» почему-то крепко врезалось в мою память. Я запомнил его. А лучше бы не запоминал: оно привело меня к необычайным приключениям.

В ту же ночь я дежурил в парке. Видел ярко освещенное окно кабинета, где работал Мйльройс. Летучие мыши с писком носились около окна. Но профессора, видимо, мало беспокоили эти летающие пискуны. Его силуэт в позе углубившегося в чтение человека отчетливо был виден на занавеске.

Ночь прошла спокойно, как и предыдущие. Джирры оказались в целости и даже начали откладывать в песок яйца. Как только у джирр выведутся змееныши, Вандок может воровать их сколько угодно. Станция перестанет скупать джирр. Своих хватит.

Но Вандок не появлялся. Вероятно, он побаивался встречи со мной.

IV

Лиз отметила мои успехи.

— Сегодня я разговаривала с профессором о вас, сказала она, навестив меня в парке. — Вы приобрели некоторые познания по змееведению, и скоро мы окончательно переведем вас в лабораторию.

— Как здоровье профессора? — спросил я.

— Он скоро выйдет. У него после болезни ослабло зрение. Он не переносит солнца и вынужден заниматься при лампе. Сколько раз я просила его поберечь зрение! Ведь я могла бы читать ему вслух. Но он и слышать об этом не хочет. И читает у себя по вечерам.

— Он очень поздно занимается. Сидит в кабинете до зари, — сказал я. — Окно его освещено. Видно, как он сидит и читает.

— Ax, вы это заметили? — живо спросила Лиз.

— Ну да, — подтвердил я.

Мне было очень жаль, что профессор не показывается. Утешением были краткие записки от него, которые Лиз иногда мне передавала. Он, очевидно, поправлялся. И каждый раз, дежуря ночью в парке, я видел на шторе окна силуэт Мильройса, склонившегося над столом и погруженного в чтение.

Он сидел неподвижно. А я думал: «Вот как человек умеет работать. Все на свете забывает для науки».

Я часто размышлял о Мильройсе. Он относился ко мне со своеобразной отзывчивостью, дал мне хорошее место… Будучи больным, он находил время следить за моей работой, но очень мало разговаривал со мною, и мне казалось, что он постоянно наблюдает за мной издали, хотя проще было бы прямо подойти ко мне. Но, видимо, в его характере было делать добро людям таким образом. Да и слишком занят он был, чтобы каждый день разговаривать со сторожем своего парка.

В одну из ночей Вандок влез в парк за джиррами.

— С благополучным прибытием, — раздраженным тоном приветствовал я вора, когда ровно через час после полуночи он перелез через стену.

— Благодарю вас, Пингль. — вежливо ответил Вандок.

— Вы знаете мое имя? — изумился я.

— Что ж удивительного в том, что я знаю «Человека легче воздуха»? На последний доллар я купил тогда место в «Колоссэуме» и сразу узнал вас. Сказать по правде, вы имели очень растерянный вид, когда лежали в люльке.

Он быстро и бесшумно шарил в кустах.

— Послушайте, куда девались джирры, Пингль? — довольно (фамильярно прошептал он мне. — И вообще… кажется, вы нарочно набросали сюда ехидн?

— Я только что хотел предупредить вас, Вандок, что джирры теперь ночуют у южной стены.

— Ваши слова помогут мне ускорить неприятную операцию поисков дичи, — любезно поблагодарил Вандок, перепрыгивая через канаву. Он быстро стал наполнять мешок.

— Не больше пяти штук, — предупредил я его, зажигая фонарь, — Покажите, сколько вы собираетесь тащить? Вандок раскрыл мешок.

— Пять ровно. Все налицо. Но я бросаю это занятие. Профессор ваш болен, а эта старая дева Лиз не нуждается в змеином товаре. Хоть бы вы похлопотали за меня, друг, и помогли безработному. Кстати, чем хворает ваш Мильройс?