Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки - [28]

Произошло это так. Читая в Архангельске привезенные показания, Петр спросил: «Кем писано, — не твоя, архимандрит, рука?» Фирс рассказал про Семена, и Петр заинтересовался молодым помором. А вскоре после этого Семен в первый раз встретился с Петром.

Судно, на котором молодой помор вез мятежного боярина, вошло в устье Северной Двины. Со стороны Новодвинской крепости появился карбас, приставший к борту. На палубу легко взобрался высоченный мужчина в военной одежде, спросил:

— Откуда судно?

— Из Соловецкой обители, не видишь, что ли, кресты?

— А ты кто будешь?

— Келейник архимандрита.

— Что привез из обители?

Семен, в свою очередь, спросил:

— А сам-то ты кто будешь, что допытываешь?

Высоченный мужчина в военной одежде даже удивился.

— Я — царь, меня тут все знают.

И ухмыльнулся.

Семен был не маленького роста, но на царя ему пришлось смотреть снизу вверх. Вынув из-под одежды свиток с печатью келаря, отдал его царю.

— Где мятежный боярин? — спросил Петр, прочитав свиток.

— Боярин преставился, можешь на него поглядеть.

— Что явилось тому причиной?

— Отец келарь боярина запытал.

— Что говорил боярин перед смертью?

— Говорил, что отец келарь велел ему оплесть архимандрита перед царем.

— Как это — «оплесть»?

— Будто архимандрит заманивает царя в обитель, чтобы там с ним расправиться.

— Как это — «расправиться»?

— То ведает отец келарь.

Петр сунул свиток в карман, затем спросил:

— Ты и есть Семен Поташов?

— Откуда ты знаешь?

— Царю все полагается знать.

Семен посмотрел на него пораженный, а Петр снова ухмыльнулся.

На пути из Архангельска к Соловецким островам корабли попали в бурю. В это время Петр приглядывался, как ведет келейник архимандрита судно. А когда поплыли от Соловецких островов к Нюхотской Волостке, Петр взял Семена на «Транспорт-Ройаль»; он сам помог молодому помору разобраться в незнакомой оснастке «английской яхты».

В пути Петр устроил Семену экзамен и остался доволен: молодой помор знал не только грамоту, но и аддицию, субстракцию, мультипликацию и дивизию (так именовали тогда сложение, вычитание, умножение и деление); кроме того, Семен постиг на практике и навигацию.

Петр еще в монастыре сказал архимандриту, что такому дельному малому нечего здесь пропадать. Все же Фирс стал просить не увозить от него Семена. Петр язвительно осведомился, не является ли молодой помор сыном Фирса, чем архимандрит оказался вконец обескураженным. К тому же сам он подумал, что, будь у него такой сын, непременно отправил бы его с Петром.

Узнал архимандрит и то, что Семен предотвратил крушение царской яхты. Но не узнал, как бежал Василий Босый и кто ему устроил побег. Рассказать об этом сумел бы отец келарь. Только, не дожидаясь, пока настоятель станет его пытать, отец келарь повесился в каморе.

Когда начался прилив, архимандрит с соборными старцами в карбасе поплыл к Нюхотской Волостке.

3

Впереди вышагивал Петр; за ним, едва поспевая, — Семен, хотя и был он неплохим ходоком. Сзади, растянувшись вдоль берега, двигались те из придворных, которые отважились пойти с Петром. Среди них поручик бомбардирской роты — Меньшиков. Был при Петре и царевич Алексей.

Но первым, обгоняя даже царя, несся вприпрыжку маленький человечек; звали его Ермолайкой. Карлик все время оглядывался; сморщенное лицо его то выражало блаженную радость, если дорога была без препятствий, то растерянность, когда казалось, что дальше пройти невозможно.

Прибрежная равнина переходила в моховое болото, поросшее низким лесом. Высокая трава скрывала озерки, откуда взлетали утки. На обнажившемся дне моря кормились громадные стаи гусей. Гуси вытягивали шеи, затем с разбегу поднимались в воздух, — гусиное гоготание сопровождало царя и его спутников всю дорогу.

В море впадали ручьи; во время отлива вода в них стояла низко; между твердым берегом и краем воды простирался широкий слой няши — густой и липкой грязи. Ермолайка, желая показать, что ему все нипочем, прыгнул через первый ручей. Он угодил прямо в няшу, откуда его с трудом вытащили. Царю и его придворным приходилось таскать выкинутые морем бревна, чтобы перекидывать через ручьи мосточки. Петр поверх камзола надел колет[35] из лосиной кожи и перепачкаться не боялся. Меньшиков, как и остальные, отправился принарядившись и теперь злился, что пришлось измазаться.

Заботу всем доставлял царевич Алексей. Вытянутый и узкогрудый, с невыразительным лицом, царевич был совершенно беспомощным: его переносили на руках даже там, где можно было перейти без всякой помехи. Семен глядел на этого хилого тринадцатилетнего мальчика и не мог понять, почему это хотят посадить его на престол, да еще вместо такого царя, каким был Петр.

Один из придворных, иноземец на русской службе, господин Патвард, как бы невзначай отошел в сторону. Убедившись, что за ним не наблюдают, спрятался в высокой траве. Патварда интересовала группа придворных, которые отстали от царя, — ему хотелось узнать, о чем они говорят. Скоро эти люди приблизились, и до Патварда донеслось:

— Царь никому не говорит, зачем завез на край света...

— Снова окажемся побитыми, как при Нарве!..

— При Нарве царь убежал первым, здесь же себя и нас всех погубит!..