Приключения Ромена Кальбри - [14]

— Да ты сам был когда-нибудь ребенком или нет?

Вспомни хорошенько про это время и обращайся с мальчиком так, как и с тобой обращались.

— Ну, нет, оставьте, уж пусть лучше в вашем доме не будет ничего подобного. Со мной обращались так строго и сурово, что если вы захотите его так воспитывать, то гораздо лучше сейчас же вернуть его назад обратно к матери. Не забывайте, сударь, что вы кое чем ему обязаны!

— Не забывай этого тоже и ты, а потому и поступай сообразно с этим.

— Тогда надо дать ему утром «стаканчик» горячего с сахаром!

— Ты лучше дай ему то, что сам любил в детстве, а еще лучше спроси его самого, как он хочет.

— Если вы поставите его на такую ногу, сударь, у нас все пойдет вверх дном!

— Суббота, знаешь ли ты, на что годны дети?

— Я знаю одно, что они ни на что путное не годны; а вот беспорядок наделать — это их дело все трогать, ломать и довести до белого каления всякого человека.

— Они годны и еще кое на что; они годны на то, чтобы продолжать нашу жизнь, когда она кончается, и сделать в жизни то, что мы сами не могли или же не успели сделать.

С этими словами г-н Бигорель быстро вошел в залу и обратился ко мне.

— Ты еще ничего не написал, Ромен, — сказал он, взглянув на бумагу. — Тем лучше, по крайней мере не придется ничего вырывать перед тем, как сеять, тем лучше… А теперь ты свободен, можешь идти гулять.

Остров, на котором я очутился у г-на Бигореля, а также и его дом отличались большой оригинальностью; ничего похожего я никогда не встречал впоследствии. Он назывался Пьер-Гант.

С берега остров представлялся в виде треугольника, который узким концом почти касался твердой земли и отделялся от нее только рукавом воды шириной не более 400 метров. Вся сторона, обращенная к берегу, была покрыта зеленой травой и кустарником, через который кое-где просвечивали верхушки гранитных серых камней. А другая часть, обращенная к морю, была обнажена, точно выжжена ветром и морской солью.

Дом был построен на самой вершине возвышенной части острова, на том месте, где уклоны соединяются и образуют маленькое плоскогорье. Из окон был чудный вид на море, на очень далекое пространство, а с другой стороны был виден весь берег и часть Пор-Дье. Ветер обдувал его со всех сторон, но ничего не мог с ним поделать, потому что дом этот был построен чрезвычайно прочно и давно, еще во времена министерства Шуазеля, тогда он предназначался для береговой обороны. Наружные его стены были толщиной в несколько футов, а крышу невозможно было пробить никакими бомбами.

Когда г-н Бигорель купил эту маленькую старинную крепость, он окружил ее галереей, и она приняла более веселый и живой вид. Внутри он приспособил ее для жилого дома с помощью перегородок и дверей. От этих перемен жилище не стало ни удобнее, ни изящнее, но зато оно не утратило и своего основного качества — солидности и крепости, и также мало страдало от бурь и непогоды, как та гранитная скала, с которой оно, казалось, составляло одно целое…

Эти беспрерывные ветры, враги, против которых приходилось постоянно бороться, были в то же время и полезны для острова. Не будь их, зима была бы много суровее, а теперь климат оставался умеренным и даже теплым в местах, защищенных скалами. Тут встречались растения и кустарники совсем южных пород, например лавры, фуксии, фиговые пальмы.

Большая часть этих растений процветала благодаря природным свойствам острова, но некоторые были обязаны заботам Субботы и его хозяина; трудами рук своих они превратили дикий островок в сплошной сад. Только с западной стороны, благодаря постоянному ветру и морскому прибою, почва оставалась невозделанной; здесь росла одна трава, на которой паслись две коровы, принадлежавшая г-ну Бигорелю, и несколько его же черных овечек.

Трудно было поверить, что г-н Бигорель и Суббота, только вдвоем, могли развести сад и огород, и довели свой остров до такого цветущего состояния. В нашей деревне поговаривали сначала, что г-н Бигорель скуп, жалеет денег, а потому все делает сам, а не нанимает рабочих, но потом убедились, что дело было совсем не в деньгах, а в убеждениях. Г-н Бигорель постоянно говорил, что человек все должен делать для себя сам, и подтверждал эти слова примером. Деньги он давал охотно тем, кто в них нуждался, потому что трудно было встретить другого такого истинно доброго человека.

У него были свои фрукты, свои овощи, свое молоко и даже свой хлеб. Рыбу и живность они ловили или стреляли тоже сами. Даже зерна мололи на маленькой ветряной мельнице, которую смастерил сам г-н Бигорель с помощью того же Субботы. Остров был достаточно велик и возделан, чтобы можно было посеять и хлеб и картофель, которого им хватало на всю зиму.

Правду говоря, без такого помощника, как Суббота, вряд ли бы один г-н Бигорель мог столько сделать.

Одному г-ну Бигорелю было бы не справиться, а Суббота брал на себя всю черную и тяжелую работу. Он был мастер на все руки; ему в жизни приходилось быть и матросом на корабле, и денщиком у какого-то офицера морской службы, и корабельным поваром, и пахарем в родной деревне — таким образом, он понемногу знал все работы, необходимые в домашнем обиходе. Господина своего он любил и уважал безгранично. В отношениях друг к другу они не были слугой и хозяином, а скорее жили как два добрых товарища: обедали за одним столом, за которым, впрочем, г-н Бигорель занимал председательское место. В таком образе жизни было много благородной простоты, которая тогда меня не удивляла, потому что я разделял эту жизнь с ним вместе, и только теперь, когда я пожил на свете и узнал людей, я могу оценить ее вполне, а потому доселе вспоминаю о ней с восторгом.