Приключения Робинзона Крузо - [7]

от ручья, но было это все равно что в ста милях. Сдвинуть ее с места он не мог ни на дюйм [4].

Робинзон делает индейское каноэ.

Пришлось оставить, по крайней мере на время, мысль о дальнем плавании, но зато он получил хороший урок: теперь станет всегда как следует продумывать свои планы, прежде чем начинать действовать. «И если, — сказал он себе, — я решу еще раз сделать лодку, она будет намного меньше и легче, нежели эта махина, и работать я стану гораздо ближе к воде».

Наконец-то Робинзон обратил внимание и на свой внешний вид и решил всерьез заняться одеждой, потому что прежняя уже отслужила все сроки и превратилась в лохмотья. Попробуйте четыре с лишним года ходить в одних и тех же штанах и рубашках, да еще в таком климате! Хотя, если говорить откровенно, он вполне мог все это время расхаживать нагишом — ведь вокруг никого не было, кроме животных и птиц, а погода вполне позволяла обходиться без одежды. Но Робинзон не был привычен к подобной моде; кроме того, его кожу обжигали до пузырей лучи тропического солнца, а голова от них начинала немилосердно болеть. Ему были просто необходимы и рубахи, и штаны, и головной убор.

Шкуры сушатся на солнце.

Но из чего сшить все эти вещи? В его распоряжении были только шкуры животных, которых он убивал для пищи, и потому начал он с того, что разложил их на солнце для просушки. Потом выбрал те, что оставались достаточно мягкими — это были в основном шкуры диких коз, — и стал их резать и кромсать, готовясь к тому, чтобы начинать шитье.

Первым его изделием стала меховая шапка-ушанка, прикрывающая не только уши, но и затылок. Она не промокала под дождем и хорошо защищала от солнца.

Вполне удовлетворенный своим первым изделием, он взялся за шитье одежды, и в конце концов после многих проб и ошибок у него получилась вполне приличная безрукавка — что-то вроде камзола, а также короткие штаны до колен, поддерживаемые широким кожаным ремнем, на который можно было повесить нож или даже пилу и молоток. Еще на одном ремне, более широком, что надевался как перевязь через плечо, висели мешочки с порохом. Завершением этого костюма были сшитые из тех же шкур полусапоги-полуноски с тесемками, чтобы лучше держались на ногах.

Робинзон шьет одежду из шкур.

Для того, кем он был, а вернее, кем не был — а как известно, он не был ни портным, ни фермером, ни столяром, ни сапожником, — все, что он до сих пор делал, было совсем неплохо, и он имел полное право гордиться собой и своими обновками. Только не перед кем было — лишь перед своими животными, а еще перед бескрайним небом и таким же морем.

По правде говоря, внешний вид Робинзона, заросшего волосами, с совершенно темным от загара лицом, наряженного в одежду из звериных шкур, наверняка напугал бы кого угодно, но пугать тоже было некого!..

Шкур оставалось еще немало, и после того как он заменил все подстилки — на полу, на топчане, на скамейках, ему захотелось соорудить с их помощью большущий зонт, и не простой, а самый настоящий, складной: к чему понапрасну мокнуть под дождем, когда так просто этого избежать? Впрочем, оказалось, что не так просто — три первых зонта вышли неудачными, и только четвертый удовлетворял всем требованиям мастера.

Какой прекрасный зонт!

Подходил к концу пятый год пребывания Робинзона на острове, когда он отважился наконец взяться за постройку второй лодки. Первая так и лежала в глубине леса огромной колодой, наглядным свидетельством его неразумия, напоминанием, что в следующий раз нужно быть осмотрительней.

Теперь он не стал искать самое большое дерево, а срубил то, что стояло близко от воды и было совсем небольшим. Небольшой получилась и лодка, которую он смастерил довольно быстро и без особого труда спустил на воду. Он поставил карликовую мачту с парусом, а на дно лодки втиснул довольно большой ящик с крышкой — по-моряцки говоря, рундук — для продуктов, оружия и другого снаряжения. Для прекрасного нового зонта тоже нашлось место — он стоял на корме и должен был защищать корабельную команду в составе одного человека от солнечных лучей, дождя и соленых брызг.

Новый «корабль» Робинзона.

Опробовав свое судно в водах ручья, Робинзон наконец вышел на нем в открытое море, где сразу же оно превратилось в утлое суденышко, каким и было на самом деле. Но это не остановило смельчака, хотя он вполне отдавал себе отчет, какое плавание ему предстоит.

Нет, он не собирался поступать безрассудно и сразу пускаться в путь к таинственному материку, временами появляющемуся на горизонте. «Сначала, — решил он, — я обследую с моря мой остров, который, судя по всему, невелик, и начну с восточной его части». Поставив себе эту цель, он пустился в плавание, не забыв на всякий случай захватить с собой провизию: несколько хлебов, горшок поджаренного риса, половину козьей туши и, разумеется, побольше кувшинов с пресной водой.

Уже вскоре, чуть не за первым поворотом береговой линии, перед ним выросла непредвиденная преграда: над водой торчала узкая гряда скал, уходившая в море, а за ней, неизвестно, на сколько миль, тянулась песчаная отмель. Он решил все же обогнуть гряду, но почти сразу попал в струю могучего течения, которое подхватило и понесло его лодку, как невесомую пушинку, а он со своим единственным веслом ничего не мог поделать. Парус тоже был не в помощь: на море стоял полный штиль. Течение уносило Робинзона все дальше от берега, и он боялся, что в конце концов оно перевернет лодку и он найдет свою смерть там же, где шесть лет назад ее нашли его товарищи по плаванию.