Приключения одной теории - [91]

Трудно поверить, чтобы ронго-ронго было известно только более молодым пасхальцам, которых угнали в рабство, а оставшиеся островитяне настолько прочно забыли искусство чтения дощечек, что уже через два года не могли истолковать ни одного знака ронго-ронго.

Скорее всего, подлинное знание письменности было утрачено на острове Пасхи давно, хотя внешняя сторона ритуала сохранилась (новые дощечки вырезали по образцу старых, пели тексты якобы по магическим надписям). Можно сказать, что островитяне, охотно декламировавшие тексты миссионерам, не были обманщиками, они знали, как применялись дощечки их соплеменниками, но им в голову не приходило, что в отдельных знаках заложено что-то еще, кроме известных песен.

Примечательно, что пасхальцы лишь очень смутно представляют себе, как связный текст разбивается на слова. Это можно наблюдать и в наши дни; это хорошо видно в рапануйских рукописях(162), где сплошь и рядом буквы в слове разделены пробелом, зато между словами не всегда есть пробел. Мысль о том, что ронго-ронго можно передавать словами, оказалась новой для островитян, когда европейцы затеяли первые проверки на этот счет.

Пасхальцы декламировали нараспев, не считаясь с отдельными знаками; причем одни исполняли тексты, которые читали по дощечкам сведущие чтецы, а другие, не знавшие наизусть таких текстов, в приличествующем случаю монотонном ритме пели то, что им казалось содержанием знаков, например, – «птица с тремя глазами», «человек с двумя головами» и так далее.

Поскольку пасхальцы не могли разъяснить систему своих ронго-ронго и значение отдельных знаков, а на всех остальных островах Океании письменности не было, Бак и Метро выдвинули теорию, что кохау ронго-ронго – вообще не письменность. Первый считал, что речь идет о чисто церемониальных знаках религиозно-магического свойства, созданных во времена развития полинезийского ораторского жезла, второй видел в них несложное, художественно оформленное мнемоническое приспособление. Анализ, проведенный в последние годы независимо друг от друга Бартелем, Кнорозовым и другими, ясно показал, что количество символов, повторяемость знаков и иные признаки не оставляют сомнения: это письменность.

Первые исследователи получили кое-какие интересные сведения, когда расспрашивали старых пасхальских ученых о содержании и применении дощечек и о причине, почему островитяне не могут читать и писать хотя бы простейшие тексты. Пасхальцы все как один говорили, что смысл каждого знака неизвестен; никто из них не мог начертить символа, обозначающего, скажем, понятие «человек"(163), однако они старались объяснить почему.

Так старик Томеника сказал по поводу декламации текстов ронго-ронго, что «слова новые, а вот письмена старые»; Капиера заявил о знаках: «картинки те же, но слова другие». Иначе говоря, знаки на дощечках были вырезаны по подобию прежних, но с ними связывали теперь другие слова.

Это можно истолковать двояко. Либо островитяне обнаружили путаницу в отождествлении текстов и дощечек и поняли, что по древним знакам поют не те слова, либо язык, который был в обиходе, когда создавались знаки, подвергся какому-то изменению, меж тем как знаки остались неизменными. Вряд ли островитяне подразумевали первое, ведь старики уверяли, что могут связать показанную им дощечку с определенным рапануйским текстом. Уре Вае Ику обстоятельно разъяснил, что смысл знаков забыт, но дощечки опознают по верным признакам и их содержание знают на память. (Так можно узнать книгу на иностранном языке, не читая ее.) Возможность лингвистической эволюции или присутствия на дощечках субстрата ясно вытекает из заявления пасхальцев, что текст ронго-ронго, известный под названием «Хе тимо то ако-ако», в котором сами местные исполнители понимали далеко не все, содержит «великие древние слова», а остальные слова – «малые».

Свидетельства в пользу такого варианта можно почерпнуть также в записях Томсона, которые он делал, когда старик Уре Вае Ику и Каите независимо друг от друга пели ему тексты ронго-ронго. В совершенно ясном рапануйском (точнее, рапануйско-таитянском) тексте, исполненном к дощечке «Апаи», вдруг появляется кусок на неизвестном языке, «ключ к которому давно утрачен». Энглерт сомневается, что удастся понять текст дощечек, даже если они будут расшифрованы. Нынешнее население Пасхи, говорящее на полинезийском диалекте, не поймет исконного рапануйского языка. Здесь можно текст дощечек сравнить с текстами песен, которые исполнялись пасхальцами во время ритуальной игры в веревочку. В свое время Энглерт начал было записывать эти тексты, но вскоре отказался от этого намерения, «потому что островитяне, заучившие эти песни со слов старых людей, не знали их содержания; а понимали только отдельные слова».

Опрашивая стариков, причем однажды при таком опросе присутствовало шестьдесят – семьдесят островитян, с интересом следивших за процедурой, Кнохе записал, что дощечки с письменами были изготовлены не нынешним населением, а более древними обитателями. Уже первые европейские исследователи услышали предания о том, что на остров пришли два разных народа с различной культурой и языком.(164) Согласно старинным преданиям, записанным Салмоном и Томсоном(165), письменные дощечки первоначально были привезены первым королем пришельцев Хоту Матуа, приплывшим с востока, то есть с той стороны, где лежит Южная Америка. Сподвижники короля доставили на остров шестьдесят четыре дощечки, которые старательно копировались последующими поколениями. Хинелилу, предводитель «длинноухих», прибывших с первой волной, «был человеком великого ума, и он писал ронго-ронго на бумаге, которую привез с собой».(166) Пасхальцы рассказали также, что даже в пору упадка, после истребления «длинноухих», строили особые школы, где избранных юношей обучали священному искусству чтения дощечек. Сам Хоту Матуа основал эти школы.(167) В отличие от обычных пасхальских домов и всех полинезийских построек, эти школы по традиции представляли собой круглые каменные строения с входом через коническую камышовую крышу. Археологи нашли на острове развалины таких строений – и точно такие же постройки были распространены на ближайшем на восток материке – в Южной Америке. В начале обучения использовали для письма не дерево, а банановые листья.